Облаков завис с ложечкой в воздухе. Одно пришло ему на ум: Бонапарт, война. Губернатор метнул на него взгляд, потом на господина. Тот залопотал:
— Молодые люди. Ваше сиятельство. Опять. Там… В бильярдной. Э-э-э-э… Шалят.
Лысина в седом венчике стала красной. У Облакова отлегло, он отставил холодную вазочку. Губернатор стал раскачиваться с пятки на носок. Из красного стал багровым. В его возрасте это было небезопасно. Засопел.
— Те же самые? — выпустил с трудом.
— Кто и всегда. В бильярдной. Ваше сиятельство. Шишкин, Савельев, Болотин, Ивин. Несвицкий коноводит.
— Ивин? — нервно переспросила Мари. — Мой Алёша?
Бурмин был на другом конце шумной, звенящей залы, но вздрогнул и обернулся, точно Мари сказала ему в самое ухо.
Нашёл её взглядом. Лицо Мари было невозмутимо и спокойно: лицо светской дамы, которую ничто не застанет врасплох. Но теперь, когда он снова обрёл способность на нем читать, он увидел, как оно помертвело. Он видел, что Облаков приподнял и опустил эполеты:
— Лоботрясы, — покачал головой и обратился к губернатору: — У вас замечательное мороженое. Земляника — собственных теплиц?
Бурмин нахмурился, толкнул дверь. Спросил бравого лакея:
— Где бильярдная?
Рука в белой перчатке указала.
Кии валялись на полу, на столах. Игра давно закончилась.
— Пей, Митька, пей! — Мишель шагнул к нему, задрал дно бутылки, вино полилось Шишкину по шее, по груди. Он закашлялся в кулак, согнулся пополам. Мишель весело отрезал:
— Слабак!
— Сейчас… я сейчас… — просипел Шишкин.
— Дайте я! — крикнул Алёша Ивин. Взобрался на бильярдный стол.
Мишель ухмыльнулся, сунул ему пузатую тяжёлую бутылку.
— Господа! — крикнул Алёша, глянув на этикетку. — Шампанское!
Стукнула пробка. Зашипела струя. Алёша хватал её ртом. Но только весь забрызгался.
Ротмистр Савельев заряжал пистолет, поглядывая то на одного, то на другого.
Пнув по пути бильярдный шар, Мишель подошёл к большой вазе. Все плоды губернаторских теплиц были представлены в ней, как в роге Флоры. Мишель выбрал и вытащил яблоко. Кинул Алёше. Тот неловко поймал.
— Готов? — подмигнул Мишель Шишкину.
Алёша встал на стол, хватаясь рукой за воздух. Приладил яблоко себе на темя. Он покачивался. Глаза были весёлые и мутные. На рдеющем лице плавала бессмысленная улыбка. Савельев подал Шишкину пистолет. Тот повис в его вялой руке. Шишкин опасливо и пьяно таращился, как будто не вполне соображая, что это такое он держит.
— Ну ты что? Слабак? — подзуживал Мишель. Выпил он не меньше остальных. Но держался прямо. Движения его были точными и быстрыми. А взгляд — ясным.