Иногда встревоживал нас оказывавшийся недостаток в запасе продовольствия; но капитан Савини всегда находил возможность добывать откуда-то, чего недоставало. Главная его забота была о сене для своей лошади: за ним отправлялся почти каждый день денщик Стреличи на общую фуражировку, составлявшуюся под сильным прикрытием, потому что кругом всего города разъезжали русские партизанские отряды и казаки; последние показывались иногда и в городе, проносясь стрелою мимо французов.
У нас была тоже лошадь, слепая, правда, на оба глаза, но во всех статьях для езды отличная; ей тоже надо было добыть корму, и вот кучер наш Иван, рискуя жизнью для старого товарища, отправлялся на нем же верхом, вместе со Стреличи на фуражировку. Иногда возвращались они и с вязанкой или двумя сена, а иногда и с пустыми руками. Но раз, отправившись на добычу, Стреличи вовсе не вернулся, а Иван возвратился уже ночью и рассказал, как напали на них казаки, разбили весь фуражирный отряд и гнались за ним, и что он, благодаря только быстроте слепого скакуна своего, успел спастись, заскакавши в такие места, откуда с трудом мог выбраться на дорогу, и, выехавши в Миюзскую заставу, воротился почти с противоположной стороны. Нападение это произошло недалеко от города, за Бутырками, — мы слышали выстрелы.
Раз я сам видел казака, промчавшегося мимо Мариинской больницы, от Екатерининского института к Александровскому; стоявшие у ворот часовые выстрелили по нему, но не попали. Вскоре после этого мы ходили на огороды и за Александровским институтом, где теперь его сад, видели тело в одной рубашке; судя по остриженной кружком голове, некому было быть, кроме казака — уж не он ли, бедный, поплатился за свою молодецкую отвагу?
Что до меня лично касается, то я чувствовал себя очень довольным. Мне было, впрочем, уже лет 10, но я как-то не понимал порядком ни общего, ни своего положения и, освободившись от ученья и надзора, весь предавался наслаждениям воли, разгуливая с Павлушкой и другими соседними мальчиками по пустырям, садам и огородам — заборов в это время почти не существовало: французы во время грабежа сокращали себе дорогу и ломали их везде, где они становились им на пути.
К дому нашему примыкал огромный огород, выходивший к Мариинской больнице и сообщавшийся по бокам с другими огородами и садами. Тут ходило множество голодных лошадей, забранных французами по дорогам к Москве в деревнях и распущенных ими на произвол судьбы. Бедные насилу ноги таскали, отыскивая себе скудный корм по полям и огородам, и, околевая, служили добычею стаям голодных собак и ворон.