.
Мы продолжали жить в Красном Селе, охраняемые пятым батальоном стрелков, расположенным в окрестностях. По 194 Отечественная война 1812 года ночам слух наш услаждался французскими романсами, которые распевали караульные, с аккомпанементом шлепанья туфлями и стонами господина Дамона, страдавшего от бессонницы, вследствие чего он бесновался в своей комнате.
Несколько уже дней вышло повеление прекратить грабеж. Однако ж, проходя случайно мимо дома господина Власова, который, кажется, был брат солдата, спасенного мною из рук баварца, он обратился ко мне с просьбою избавить его от мародеров, намеревавшихся отнять у его семейства последний кусок хлеба и бедные пожитки их.
Я пошел за ним и заметил этим господам, что грабеж был уже запрещен. На это замечание один из них замахнулся саблей, направляя удар на мою голову, К счастью, человек, стоявший за ним, сильно схватил его за руку и таким образом спас меня от раны или даже от смерти. Я сделал знак другому жильцу этого дома — тут жили вместе две или три семьи, — чтоб он позвал стражу, приставленную полковником по моей просьбе к погребам князя, куда многие сложили пожитки, которые им удалось спасти от пожара. Стража пришла немедленно. Солдаты опустили штыки, говоря грабителям: «Убирайтесь прочь, вы здесь дурное дело делаете». Вот опять случай, когда Провидение оградило меня!
Несмотря на караул, приставленный к княжеским погребам, генерал Лекки нарушил запрещение, взошел, порылся всюду и, увидав шкатулку, открыл ее. В ней лежали доски, на которых я гравировал для князя; он стянул две лучшие картинки. Он также унес одну из моих картин; но когда один из лакеев сказал ему, что это мое, он имел великодушие оставить мне ее.
Возвратясь домой, я был поражен, узнав, что полковник Сикар ушел с своим полком, получив приказание отступить к Кремлю. Покинутые в такой отдаленной части города, мы захотели приблизиться к центру, и мой приятель Вели был так добр, что предложил мне помещение в занимаемом им доме на Тверской, и квартира оказалась достаточно большою, чтобы приютить господина Дамона и синьору Бабетту.
Итак, мы переехали. Господин Лессепс, французский генеральный консул, проживший несколько лет в Петербурге, старый наш знакомый, узнав о нашем пребывании в Москве, посетил нас на нашей новой квартире и спросил у жены моей, что она намерена предпринять, уверяя ее, что, оставаясь долее, мы рискуем жизнью. Жена моя, перепуганная этим до крайности, стала умолять меня пойти за лошадьми и уехать во что бы то ни стало. Желая успокоить ее, я обещал исполнить все ее требования, но с твердым намерением ничего из этого не делать.