Вернулись мы с ними в лес. Там кое-как жилось. Соберем хвороста, разведем огонь и готовим себе поесть из провизии, что с собой привезли. Спали вповалку под телегами. Были у нас французы раз три в лесу, и что могли, все обобрали, а грех сказать, чтоб они обижали нас побоями или как-нибудь. Были у нас две девки, смазливые такие, и очень их боялись. Раз видим мы, идут к нам французы: молодые бабы, куда могли, попрятались, а девки-то не успели, и что ж они придумали? Живо повязали они головы платками, словно бабы, да лежали тут грудные дети, а девки и взяли по ребенку на руки, себе в оборону. Французы прямо к ним, а они кланяются им и показывают на детей: ради их, мол, не губите нас. И французы ничего: поласкали ребят, а девок не тронули.
Как побыли они у нас третий-то раз да все обшарили хорошенько, так уж ничего не осталось, разве провизия, что в ямах, уцелела. Вот и говорят наши мужики: «Что ж мы в лесу-то будем жить? Все обобрано, уж и стеречь здесь нечего; вернемся домой, холода настали, хоть под кровом будем».
Вернулись, и пришлось нам житье плохое: ни коровки, ни курицы во всем селе не осталось. Раз пришли к нам шесть человек французов: худые, оборванные, жаль смотреть. Ходят по избам, шарят, да взять-то нечего. Вдруг прискакали два казака; увидали их и крикнули: «Бейте их!» Был у нас мужик, тоже крещеный, а жалости не знал. Схватил он дубину и бросился на французов. И он их бьет, и казаки бьют. Пятерых тут же положили, а шестой как повалился на улице, долго еще стонал, бедный. Как вздумаю я о нем, так сердце заноет. Опять же все я помню, как французы хотели нас кашей накормить. Они добрые ребята. А что они грабили, так им и Бог простит; Бонапарт-то их сюда привел, а сам выеденного яйца им не припас. Так как же быть-то? Ведь голод не тетка.
А мужик-то, что бил у нас французов на селе, и года после того не прожил: его Господь наказал.
IV. РассказТ. Андреевой, бывшей крепостной
Я родилась у Елизара Григорьича Колпинского, а было у него имение в Духовщинском уезде, село Данильево. Мне было четыре года, когда барин подарил меня сматинскому купцу Ивану Демьянычу Грекову. Ведь купцам запрещено было крепостных держать, так записали меня на имя здешнего помещика Ракузова.
Иван Демьяныч торговал виноградными винами, и было у него богатое заведение здесь, на Большой улице. Сам он занимался торговлей, а теща его, Пелагея Семеновна, домашним хозяйством заведовала. Я ей прислуживала. В тот год, как пришел француз, мне минуло девять лет.
Стали тогда толковать, что, вот, идет, идет! А губернатор <К. И. Аш> всех куражил, что не допустят, мол, его. Иван Демьяныч и говорит своей матушке: «Толкуй там, что не допустят, а береженого Бог бережет. Не убраться ли нам подобру-поздорову?» А она ему говорит: «Уезжайте с Богом и детей с собой заберите, а я здесь останусь, добро ваше сберегать».