Ростопчин за несколько месяцев уже готовил средства для сожжения Москвы, если бы надобность того потребовала. Это не подлежит сомнению. Он приготовлял все сожигательные снаряды под предлогом шара, сооружаемого машинистом Леппихом будто бы для истребления французской главной квартиры и даже, как говорили в Москве, самой неприятельской армии[102]. Должно удивляться, как <Михайловский-Данилевский в такой серьезной истории решился передать следующие подробности об этом шаре, и еще с теми заключениями, коими он (после) их сопровождает. Вот что, по рассказу Данилевского, Ростопчин доносил государю: «Леппих уничтожил мои сомнения. Когда шар будет готов, машинист хочет лететь в Вильну (sic!). Я совершенно уверен в успехе (sic!). Леппих предлагает мне с ним отправиться в путь (sic!), но я не смею оставить моего места без высочайшего разрешения (sic!!!)». В оправдание такой, можно сказать, мистификации Данилевский восклицает: «Ад надобно было отражать адом»[103].
Итак, Наполеонову пятисоттысячную армию с двумя тысячами орудий, то есть ад, надобно было отражать адом же — воздушным шаром с фейерверками!!! Но и Ростопчина как разуметь здесь? Допустим, что московских жителей он должен был морочить и объявлять им: «Здесь мне поручено от государя сделать большой шар, на котором пятьдесят человек полетят, куда захотят, и по ветру и против ветра, а что от него будет, вы узнаете и порадуетесь. Если погода будет хороша, то завтра или послезавтра ко мне будет маленький шар для пробы. Я вам заявляю, чтоб вы, увидя его, не вздумали, что это от злодея, а он сделан к его вреду и погибели»[104]. Но как мог решиться Ростопчин, главнокомандующий в столичном граде Москве, в таких обстоятельствах доносить своему государю, что он не смеет отправиться в Вильну на воздушном шаре (с шарлатаном) потому только, что не имеет на то высочайшего разрешения? Это непостижимо! <…>
Все ожидали найти в истории Данилевского настоящие причины Московского пожара, но он это событие сделал еще более неразъяснимым прежнего. Я же остаюсь при своем убеждении, что когда Ростопчин получил от Кутузова сообщение об оставлении Москвы на следующий день, то он сейчас принял все меры, какие были в его власти, чтобы приготовленные Леппихом брандеры были разнесены во все части города по домам, лавкам и проч. Тогда достаточно было в нескольких местах зажечь какое-нибудь деревянное строение, и пожар сделался бы всеобщим.
В декабре 1812 года я, после этой трудной компании, отправился на отдых в Москву, куда вступил отец мой <Б. А. Голицын> с командуемым им ополчением Владимирской губернии, и тут я слышал от некоторых жителей столицы, что в день оставления нами Москвы, 2 сентября, они нашли в своих домах подброшенные мешки с порохом и разными снарядами, которые они прибрали и тем избавились от пожара.