– Нет, – отвечает Ева. Ее карие глаза сверкают огнем, и между бровями залегла мрачная складка. – Ты лгала мне, Марит.
– Прости, Ева, – говорю я. – Я…
– Так она знает? – спрашивает Ева, бросая взгляд на Лильян, свернувшуюся в крошечный комочек. Ее лоскутное одеяло постоянно сливается по цвету со стенами комнаты. – Ты знакома с ней едва месяц и уже рассказала ей, что владеешь магией?
– Ева, – пытаюсь объяснить я. – Я никому ничего не рассказывала. Она тоже владеет магией. Как и все, кто здесь работает…
Ева выдавливает недоверчивый смешок.
– Значит, все здесь знают об этом? Все, кроме меня?
– Да, но…
– Ты лгала мне всю мою жизнь, – она поджимает губы, как делает всегда, когда сердита настолько, что готова заплакать.
Я молчу. Я действительно лгала ей прямо в лицо, еще в «Мельнице». Каждый день лгала своим молчанием. Мне стыдно, и все мои объяснения неожиданно кажутся шаткими и недостаточными: что я снова и снова лгала ей просто потому, что не хотела, чтобы она тревожилась обо мне.
– Марит, – произносит она, потом делает судорожный вдох, и с губ ее срываются торопливые фразы: – Я знаю, ты считаешь, что теперь у меня все должно быть отлично, потому что у меня есть новая семья и больше денег, чем я когда-либо могла мечтать, и я могу танцевать, но… – она сглатывает ком в горле, и голос ее делается выше, как будто она вот-вот заплачет. – …но на самом деле именно сейчас ты была нужна мне больше всего. Ты единственная, кто остался от моей прежней жизни. Все теперь по-другому – абсолютно все, – и я хотела, чтобы хоть что-то осталось прежним.
Как будто нить выдергивается из ткани слишком быстро, и, если ее конец выскользнет из иглы прежде, чем я успею его подхватить, то навсегда ее потеряю. В «Мельнице» я всегда полагала, что будущее разведет нас с Евой в разные стороны, что это сделают поступки других людей, на которые мне никак не удастся повлиять. Но вместо этого нас разделило прошлое. Нас разделили мои собственные поступки.
– Но ты лгала мне всю мою жизнь. И поэтому та часть жизни, которая была раньше, тоже кажется мне ненастоящей. Как будто ты лишила меня и ее тоже, – продолжает Ева, и ее глаза наполняются злыми слезами. Боль, звучащая в ее голосе, заставляет мое сердце сжаться в комок еще сильнее, чем свернулась Лильян, ставшая почти невидимой. – Когда-то я знала, что ты любишь меня. По сути, это была одна из самых твердых истин, какие я знала. Но теперь… – она умолкает, резко дернув плечом.
Я втягиваю воздух.
– Это правда, Ева, – говорю я, пытаясь скрыть нотки разочарования в голосе. – Я знаю, что лгала, и мне очень, очень жаль. Но ты должна поверить: каждый мой поступок был продиктован заботой о тебе.