– Никто не придет нам на помощь, – говорит Йеспер на четвертую ночь. Он опирается на приклад своего ружья, словно у него кружится голова, и достает сигарету.
Он прав. На этот раз британцы не приходят, как пришли в ту войну, где сражались отец и брат. Королева Виктория уже приняла сторону Пруссии из-за замужества ее дочери.
Йеспер щелкает пальцами, и я вижу на секунду вспыхнувший между ними огонек. Но я не единственный, кто его видит.
– Что за…
Вопрос умирает у него на губах так же мгновенно, как сам Йеспер.
Один выстрел, и мне на лицо брызжет чужой мозг.
Я всегда считал, что магия – это власть. Но магия не смогла спасти его в этой мясорубке. Смотрю на обмякшие руки Йеспера, на сигарету, которую он выронил, когда его магический огонек угас в грязи. Власть должна начинаться намного раньше: не на поле битвы, не посредством магии, пушек или ружей, но посредством стратегии. В украшенных позолотой государственных кабинетах, где слова имеют больше потенциальной силы, чем пули. Где все еще возможно влиять на умы других людей. К тому времени, как мы оказываемся здесь, уже слишком поздно.
Я удостоверяюсь в том, что Йеспера похоронили как следует, плачу́ за его кремацию и за похороны. Не знаю, почему он так много значил для меня, хотя мы познакомились всего несколько дней назад. Многие были до него, и многие будут после него.
А потом я начинаю строить планы.
Что бы я хотел сделать сейчас, когда война окончена, а Дания потерпела поражение?
В моих мечтах больше нет магии. Теперь я собираюсь сделать все, чтобы Дания никогда снова не оказалась опустошена, чтобы никто вообще не посмел покуситься на нее. И это должно начаться с королевского семейства. Нужно вести игру, совершать просчитанные стратегические ходы, упрочнять влияние в государственных кабинетах.
Да, чтобы прийти к этому, должно умереть еще больше людей. Таких людей, как Йеспер. Но его смерть послужила большему благу. И их смерти послужат тоже. Если некоторые люди умрут сейчас, то, вероятно, впоследствии умирать придется меньшему числу.
Я еще могу найти способ создать что-то хорошее из всех этих обломков.
Вот почему, когда выхожу их комы и Хелена приходит навестить меня, я знаю, что мне надлежит сделать.
Она выглядит исхудавшей в своем платье, доходящем до самого пола, но сильной. Руки ее скрещены на груди, а волосы туго стянуты на затылке. Ее манера держаться неизменно превращает любую комнату в сцену. Она единственная, кто может заставить драгоценности казаться тусклыми.
– Филипп, – мягко говорит она, сжимая в пальцах конверт, украшенный позолотой. – Король принял наше приглашение. Но я теперь уже не уверена, что сейчас подходящее время для того, чтобы Ева выступала перед ним. Быть может, нам следует отменить вечер. Или, по крайней мере, отложить…