– Ты хочешь, чтобы Еву приняли в Королевскую академию? – прерываю я.
– Да, конечно. Если она собирается стать датской балериной и выступать на датской сцене, ей нужно учиться в этой академии. В противном случае, мне придется начать изыскивать другие возможности. Вероятно, даже в других странах.
Это действительно звучит привлекательно. Но я не могу отбросить прочь эту возможность установить более тесные связи с королем. Только не после унизительной потери Шлезвига и Гольштейна, когда мы сильно недооценили важность поддержки со стороны союзников. Может быть, за последние сто лет мы и лишились части территории и власти, но должны твердо держаться за то, что у нас еще есть.
– Мы не будем заострять внимание на этом нападении и моем ранении. Я не хочу рисковать отношениями с королем или жертвовать шансами Евы попасть в академию, – спокойно возражаю я и сажусь, не позволяя себя даже поморщиться от острой боли в боку. – Не будем менять планы. Потому что нам кое-что нужно от короля Кристиана.
И ему тоже кое-что нужно от нас.
«Да. Приведите ко мне короля».
И вместе мы сделаем Вестергардов и Данию неуязвимыми.
Марит.
4 января 1867 года.
Особняк Вестергардов
– Филипп очнулся, – объявляет Лара, едва я на следующее утро переступаю порог кухни.
В ту ночь мы с Лильян засиделись допоздна. Она придавала моим волосам их изначальный цвет и возвращала на мое лицо россыпь веснушек, а потом мы сидели между кроватями, поедая тайно принесенную лакрицу, и составляли план с двумя пунктами.
Первый зависит от того, состоится или нет домашнее балетное выступление и смогу ли я выпросить несколько камней Вестергардов под предлогом украшения сценического наряда. Если этот план провалится, мы перейдем к следующему, более сложному. Бесконечно более сложному теперь, когда Филипп пришел в себя. Я разглаживаю свой передник. Лучше бы первому пункту сработать – и выполнять его предстоит мне.
Рая, охранник Петер и Мальте, лакей Филиппа, сидят вокруг кухонного стола и пьют кофе. В последние дни обстановка в доме сделалась словно бы тусклее и тише. Даже лязг кастрюль звучит как-то подавляюще. Никто не перешептывается, не смеется, не шлепает друг друга полотенцами. Дорит сегодня проспала, и хлеб, испеченный Раей, подгорел и опал.
– Господин Вестергард рассмотрел как следует нападавшего? – спрашивает Петер у лакея. Я вижу на поясе охранника револьвер, к которому он постоянно опускает руку и касается его.
– Нет. Только то, что тот был похож на бродягу. Среднего роста, светлые волосы и глаза. Филипп говорит, что от него пахло чем-то терпким, вроде как выпивкой.