«В три года ты говорила «лемомад» и «наизмамку», и это звучало так забавно, что я даже не поправляла тебя, и мне было чуть-чуть грустно, когда ты подросла и стала правильно выговаривать эти слова».
Едва начав, я уже не хочу останавливаться. Она будет танцевать перед королем, облаченная в любовь. Я улыбаюсь, прикасаясь к складкам ткани, в которых хранятся воспоминания. Они будут взлетать и опадать вокруг нее, словно заснеженные ветви деревьев на ветру. Что бы ни случилось, у нее будут эти воспоминания. Она будет знать, что даже в те годы, пока она была сиротой, кто-то искренне, всей душой любил ее.
– Тук-тук! – Якоб деликатно приотворяет мою дверь. Волосы его гладко зачесаны, а губы смазаны кокосовым маслом. – Лильян хочет встретиться, – говорит он, указывая в сторону своей чердачной каморки, и я откладываю иглу, бросив взгляд на книги по медицине и астрономии, которые он держит под мышкой.
– Ты давал урок Еве? – догадываюсь я, а потом умолкаю, покусывая щеку изнутри. – Как она?
– У нее все хорошо, Марит. Она быстро усваивает новые знания. Я просто учу ее тому, что ей интересно. И в последнее время она хочет знать все, что только возможно, о Фирне.
– О Фирне? – спрашиваю я, слыша, как срывается мой голос.
– Она хочет знать, как он убивает людей. Есть ли от него лекарство. Можно ли им как-то помочь.
– А, ясно. Ее мать умерла от Фирна, – тихо говорю я.
– И все же, если она интересуется лекарством… – замечает он и поворачивается ко мне с легкой улыбкой, – то, полагаю, думает о ком-то, кто все еще жив.
Я сосредотачиваю внимание на башмаках Якоба, поднимаясь вслед за ним по лестнице, ведущей на чердак, однако на сердце у меня становится чуть-чуть светлее.
Брок и Лильян уже ждут нас.
Лильян запирает на засов дверь, прежде чем достать что-то из кармана. Она подносит это нам на пухлой подушечке и сверкает озорной улыбкой, которую Нина всегда называет кошмарной.
– Нина говорит, что с этой ухмылкой ты похожа на бешеную мышь, – уведомляет ее Брок.
Лильян лишь усмехается еще более победоносно.
– Ну как, сойдет? – спрашивает она, и глаза ее сверкают, потому что она уже знает ответ.
Честно говоря, в глубине души я надеялась, что Лильян не сможет создать убедительную подделку. Потому что, если она это может, значит, моя теория способна оказаться правдивой, и следующая часть нашего плана заставляет мой желудок тревожно сжиматься.
Я выдыхаю и двумя пальцами беру кольцо.
– Мне пришлось угадывать с размером ободка, – говорит Лильян. – Это просто сусальное золото, но пока что сойдет.
Я держу кольцо, созданное Лильян, против огонька свечи и смотрю, как свет преломляется в камне. Это точная копия. Может ли ювелирное дело Вестергардов на самом деле быть обширной, сложной сетью мошенничества? Я не осмеливалась даже верить в это, пока не увидела, что способна сделать Лильян со стеклом и цветом. Достаю отцовский камень и сравниваю их, держа бок о бок.