Я расстегиваю манжеты и нерешительно вытягиваю перед собой руки. И, если я когда-либо и сомневалась в том, что Якоб ко мне неравнодушен, все сомнения исчезают, когда я вижу его лицо. На нем отражается неприкрытая боль и тревога, и это говорит мне больше, чем любые слова.
– Марит, – произносит он, делая шаг ко мне. Глаза у него одновременно темные и яркие, он дышит с трудом, а голос его делается низким. – Теперь я… – он сжимает руки в кулаки. – Обещаю, – сквозь стиснутые зубы выговаривает он, – что не остановлюсь, пока не найду средство помочь тебе.
Несмотря на напряжение во всем теле, он берет меня за запястья невероятно мягко и проводит самым кончиком указательного пальца вдоль моих вен, словно исследуя рудные жилы. Это головокружительное ощущение, от которого по моей коже пробегает дрожь, а все чувства невероятно обостряются.
– Я хочу, чтобы ты взял с собой образец этого, – тихо говорю я. – Прежде чем ехать к доктору Хольму…
Потому что, как смерть Айви заставила полицию обратить больше внимания на исчезновение других слуг, так же и моя беда, возможно, поможет кому-то другому. Несчастье изо всех сил пытается одолеть нас, но даже в его пучине у нас остается кое-что: семя чего-то доброго, дающего надежду, что мрак все-таки отступит. Иногда я думаю о том, что если бы могла вернуться в прошлое и спасти сестру, то сделала бы это без размышлений. И все же, если бы она осталась жива… я могла бы никогда не встретиться с Евой, с Лильян, с Якобом.
– Возьму, – отвечает Якоб, и я чуть заметно улыбаюсь ему.
– В ту ночь, когда мы прятались от Нины и ты впервые рассказал мне о шахтах, – говорю я, вспоминая, как мы стояли на мерцающем льду пруда под небом, полным ясных звезд, – ты сказал мне, будто знаешь кого-то, кто может научить меня кататься на коньках.
Он кивает, убирая пальцы с моих запястий.
– Может быть, сейчас? – спрашиваю я и делаю шаг прочь от рабочего стола. Мне все еще нужно закончить платье Евы. Но у меня такое чувство, будто это мой последний шанс на что-то, и он мне невероятно сейчас нужен.
Я склоняю голову, показывая «Иди за мной» и старательно держусь от него на расстоянии вытянутой руки, пока мы забираем коньки с чердака. В доме Вестергардов по-прежнему бурлит работа: все готовятся к завтрашнему представлению. Внизу, точно муравьи, снуют слуги, входя и выходя в двери, неся мебель и цветы, дочиста отмывая окна по переднему фасаду.
– Нина убьет нас, если увидит, что мы бездельничаем, – шепчу я.
– Я уже ухожу, – отвечает он. – Нина не может меня уволить.
«Меня тоже», – думаю я. Даже если она этого пока не знает.