– Хм, так намного лучше, – одобрительно говорит она, когда мы доходим до нижней площадки, и оборачивается, чтобы оценить свою работу. Потом кружится перед слугами, сидящими вокруг стола и взирающими на нас с разной степенью восторга и зависти.
– Если я не вернусь, – бросает Лильян через плечо, – значит, сбежала с красавцем-танцовщиком, а все свои вещи завещала Якобу!
– Барышня Даль! – возмущенно рычит Нина. Я ловлю на себе взгляд Якоба как раз в тот момент, когда сине-зеленый оттенок почти достигает подола моего платья. Якоб встает из-за стола и провожает нас до двери.
– Не позволь ей действительно сбежать с танцовщиком, – говорит он, прислоняясь к дверному косяку.
– Не позволю. Обещаю.
Я смотрю на него краем глаза, когда завязываю ленты своего капора под подбородком.
– Выглядишь мило, – негромко замечает он. Жаркая дрожь пробегает по моему телу, после чего Якоб поворачивается и уходит.
Возле дома ждет Ева, одетая в новый плащ с золотой вышивкой по рукавам, и из-под него выглядывает расшитый серебряным бисером подол ее парадного платья. Она выглядит невероятно элегантной и внезапно более взрослой, как будто надела фамилию Вестергардов, точно волшебный наряд, и сделалась в нем кем-то другим.
– Я люблю это платье, Марит, – говорит она, подбирая подол плаща, чтобы серебристая вышивка была лучше видна, – и тебя за то, что его сшила!
А потом она перешагивает заметенную снегом дорожку и обнимает меня.
«А ты вообще помнишь свою маму? – когда-то шептали мы друг другу в темноте, когда остальные сироты засыпали. – Помнишь, как пахло у вас дома?»
Я бросаю поверх ее плеча взгляд на Хелену, на ее починенный плащ, чернильными складками ниспадающий поверх платья, которое я создала магией. Щеки Хелены нарумянены, губы глубокого алого цвета, и от нее, словно от цветка, исходит запах нарциссов и гелиотропов. По ее напряженной позе я понимаю, что она слышала слова Евы, обращенные ко мне, одной из ее служанок, в то время как сама Хелена и ее приемная дочь, скорее всего, еще не говорили друг другу подобных слов.
– А я тебя, – шепчу я, коротко, но искренне обнимая Еву в ответ, и резко отстраняюсь. Наверное, слишком резко. На миг лицо Евы становится хмурым, но потом это выражение исчезает, и она запрыгивает в карету.
По пути мы все молчим, предвкушая грядущее развлечение и глядя на небо, уже окрашенное в сумеречные тона. Ева непрестанно улыбается и чуть-чуть дрожит.
– Тебе холодно? – спрашивает Хелена и наклоняется, чтобы придвинуть жаровню ближе к ее ногам.
– Нет. Просто волнуюсь, – отвечает Ева. Она вдыхает воздух так, будто это сладкий сироп.