По всей стране происходило примерно то же самое: в заброшенных промзонах организовали лагеря для Кошек. Правительство настаивало, что это «карантинные лагеря», предназначенные для девушек, ожидающих лечения. Эти люди, как всегда, очень умело обращались со словами. Я прекрасно знала, что Мутация не болезнь и что никакого препарата против нее не существует.
С тех пор как в стране ввели чрезвычайное положение, в тюрьме оказалось множество Би и тех, кто сочувствовал Кошкам, а сами девушки все чаще становились жертвами агрессии. Некоторых из них прилюдно побрили. Несколько Кошек убили. Полиция смотрела на эти преступления сквозь пальцы. Когда Савини назначили министром внутренних дел, правительство приняло целый ряд законов. Продолжалось обсуждение закона, согласно которому Кошек должны были лишить человеческого статуса. Это был последний бастион, сдерживающий варваров. Если этот закон примут, нас приравняют к животным.
Том заезжал к папе: он купил мне мобильник. Это был единственный способ связи, потому что полиция непрерывно наблюдала за нашим домом.
Я звонила папе каждый вечер. Сати всякий раз спрашивал, когда я вернусь.
Папа был в отчаянии от всего происходящего. Я как могла пыталась его приободрить. Я рассказывала ему о красоте леса, о лисицах, об олене, об озере. Я сказала ему, что помню наши прогулки в лесу. Что это приятные воспоминания. И по папиному молчанию я поняла, что он расплылся в задумчивой улыбке.
В течение этих двух недель мы с Томом много разговаривали. С тех пор как началась Мутация, мы постоянно вращались в водовороте событий, и нам никак не удавалось обсудить будущее. Наше будущее.
Мы мечтали о том, что будет дальше. О том, что мы сделаем, и о том, чего делать не станем. О том, как мы будем жить по-нашему. Оставаясь такими же странными.
Когда мы с Томом лежали у озера, я начала составлять список:
– Отправимся в путешествие.
– В Нью-Йорк, как в «Ловце на хлебном поле».
– И еще дальше. Совершим кругосветное путешествие.
– На мопеде?
– Пешком. Ну или в фургончике. Запряженном лошадьми.
– Будем писать стихи. Прямо на асфальте.
– Напишем поэму длиной в три миллиона километров.
– На дорогах, на стенах заводов.
– На рекламных щитах, на серых стенах, на уродливых многоэтажках.
– Везде. Мы подправим отвратительную рожу этого мира.
Я кивнула:
– Да! Высечем из него улыбку.
– Словами, словно резцами.
– Вопьемся ему в затылок.
– Вырвем ему клыки.
– Заставим вернуть награбленное.
– Сведем его с ума.
– Будем ласкать его, пока он не заплачет.
– Ага. И снимем фильм, – продолжал Том. – Про нашу жизнь.