– И все молчат? Ты считаешь, что работать в таких условиях – это нормально?
Рыжая отправила в рот кусочек хлеба.
– А ты не знала, что заключенных в тюрьме заставляют работать? Так вот, двойное наказание существует уже очень давно. Взять хотя бы каторгу или исправительные дома. Тебя не просто сажают за решетку, ты еще и горбатишься забесплатно. Дешевая рабочая сила – дешевая продукция. Все только выигрывают от этого.
– Но… мы-то тут при чем?
– Думаешь, наше мнение кого-то волнует? Не хочешь подчиняться – отправляйся в карцер. Слишком много болтаешь – в карцер. Слишком медленно работаешь – в карцер. И это я тебе еще про избиения не рассказала. Кэти тебе не простит, если ты нарушишь правила.
Это была какая-то бессмыслица.
– Но откуда они достали столько машинок?
– Не знаю. Видимо, забрали с какого-нибудь завода, который закрылся. Ешь, а то остынет, в холодном виде это еще хуже.
Я без особого желания выхлебала суп и прожевала хлеб. У меня до сих пор тряслись руки в ритме вибрации иглы на швейной машинке. Мне хотелось только лечь и забыть об этом проклятом заводе.
Покончив с едой, мы пошли в холодную спальню.
Двор освещали натриевые фонари. У высокой решетки стояли вооруженные охранники, они внимательно следили за нашими передвижениями.
Я наклонилась к Рыжей:
– И отсюда еще никто не сбежал?
– Даже не думай, сестра. Отсюда невозможно выбраться. Даже Фатия со своей командой ничего не смогла сделать.
Мы вошли в общую спальню.
– А Сара? Я видела, как ее арестовали. Она здесь?
Рыжая не была знакома с Сарой. Я описала ее внешность.
– Нет, такой девушки здесь нет. Ложись, доброй ночи.
Я дошла до кровати с моим номером.
Девушки ложились спать, даже не снимая белые туники.
Свою я тоже не стала снимать. Я рухнула на кровать и погрузилась в сон так же быстро, как камень опускается на дно озера.
* * *
Я провела в лагере два месяца.
Я до сих пор вижу его в кошмарах.
Стук иголок. Руки в волдырях. Затекшая спина. Болтовня Кэти. Крики охранников. Скрежет ключей в замочных скважинах. Вой сирены. Стоны по ночам. Фонарики охранников, совершающих обход. Шум подошв, ступающих по холодному бетону. Ледяная вода из душа. Вонючие туалеты. Кашель простудившихся девушек. Тошнотворный запах капусты. Драки. Решетки, к которым иногда в надежде посмотреть на нас прибегали дети. Одни и те же речи об усилиях, которые мы должны приложить. Словно эта изнурительная работа должна была нас очистить и вернуть нам, животным, дикаркам, нечестивицам, Темным, человеческий облик. Прошло уже немало времени, но мне до сих пор все это снится. Я навсегда в какой-то мере останусь номером 113. Будто это число выжжено на моей душе раскаленным железом. Я перестала быть Луизой. Я стала номером 113, одним из множества других номеров в лагере. 113 – символ голода, холода, лишений и унижения.