Вешают во дворе. Уже легче. Если только Альмод не решил зачем-то поманить его надеждой, чтобы потом оказалось еще страшнее.
– Здесь порют. А вон там, – он мотнул в сторону решетчатой двери, – карцер. И то и другое случается. Не слишком часто, но случается. – Он помолчал и добавил негромко, словно разговаривая сам с собой: – Думал, больше не смогу сюда спуститься. Нет. Стены и стены…
– Сколько плетей полагается за побег? – спросил Эрик.
– Полсотни. И две недели в карцере.
Альмод замолчал, пристально глядя на него. Эрик не отвел глаз.
– Когда мой командир погиб, – произнес наконец Заговоренный, – никто ни слова бы не сказал, если бы я удрал от прорыва – но перед тем предупредил местных. Они успели бы уйти сами и увести скот. Чтобы твари не жрали и не размножились. Дело не в человеколюбии. Чем больше у тварей пищи, тем сильнее они становятся. Но я… да что там, наложил в штаны и дал деру. А когда отдышался, решил, что раз все мертвы, значит, я могу просто рвануть на другой конец страны. Никто не найдет. Решил, что могу вернуть себе свободу. Что до местных… Хотел бы сказать, что думал, будто те два отряда, которые должны были выслать после нас, позаботятся и предупредят, но… – Он усмехнулся. – Я о них и не вспомнил. Как и о том, что, сожрав командира, твари станут сильнее, новые отряды подойдут не мгновенно и…
Скрипнула дверь, Альмод резко обернулся.
– Звал? – спросила Ингрид.
– Да. Когда Эрик и Кнуд собирались в город, им сказали, что нельзя выходить за стены?
Ингрид помедлила:
– Признаться, мы резались в кости, и на кону стояли немалые деньги. Могла и забыть.
– Это не ответ. Да или нет?
– Да, – сказал Эрик. – Нам говорили, что нужно оставаться в городе.
Ингрид вздохнула:
– Дурак. Я предупредила, что нельзя, но не объяснила почему.
– А это уже не важно. Можешь идти.
– Альмод…
– Или я выведу тебя силой.
Она помедлила, прежде чем шагнуть обратно за дверь.
– Я тогда сглупил, – сказал Альмод, снова прислоняясь к стене. И лицо и голос казались совершенно бесстрастными. – Моя глупость стоила жизни двум отрядам, пришедшим следом, жителям Озерного и еще полудюжине наших, кто погиб, когда, чтобы остановить прорыв, пришлось собрать всех, включая прорицателей, которые обычно не сражаются, и Первого. – Он снова надолго замолчал. Эрик не мог оторвать взгляд от его рук, вроде бы небрежно сложенных на груди – только пальцы побелели до синевы. – За эту глупость я заплатил. Когда меня поймали, Первый велел заменить плети, положенные за побег, на кнут. Не поскупились нанять городского палача.
– Полсотни ударов кнутом не переживет никто.