Марат только усмехнулся и ничего не ответил.
— Скажите, когда я смогу выписаться, сколь мне еще здесь лежать, в этой камере?
— Это не камера, молодой человек, а лежать вам здесь придется, пока врач не даст разрешения.
— А когда, когда он разрешит?
— Не знаю, но думаю дня два или три.
— Нет! Дня два или три, я с ума сойду, я не выдержу так много!
— А что вы хотите? Куда вы торопитесь?
— Куда я тороплюсь? — переспросил он и тут же замолчал.
Медсестра вышла из его палаты.
— Куда я тороплюсь, — шепотом повторил он. — Об этом как-то я не задумывался. Куда я поду, когда выйду, найти Михаила, что ли? Поговорить с ним, может он меня простит за это? Может простить мне его. Нет! О чем ты думаешь, дурак, простить, за что? Он такую подлость совершил, изменил, обманул, предал, нет за такое простить не возможно, месть только месть, почему, почему, я еще пытаюсь себя убить, это действительно дурость, свинский мужской шовинизм. — Он снова поднялся с кровати и остался в сидячем положении. — Нет уж, я не буду выглядеть в глазах людей таким эгоистом, я сделаю, так, как мне подсказала медсестра, забыл ей выразить за это благодарность. Я сначала убью этих любовников, затем и себя. Да, так я и сделаю. Нужно отвечать за свои поступки, и отвечать жизнью. Так будет справедливо. Какой дурак был, что не догадался.
Марат снова поднялся на ноги и оперся об тумбочку, как до этого. На этот раз он собрался силами и сделал первый шаг, как ребенок, держаться было не за что, костылей не было, и он упал, ему повезло, он повалился на свою койку. Снова собрался силами и попытался подняться. Он поднялся, стискивая зубы, напрягая тело. Он встал перед койкой, в свободном положении и сделал шаг вперед, удержался и устоял. Он так стоял две минуты, набираясь новых сил в теле, затем сделал еще шаг. Он делал это, не замечая слабость, боль, он выносил это на себе, боролся с самим собой.
— Только смерть, только смерть все это остановит, все это заберет в могилу, — повторял он как слова молитвы, снова и снова пытаясь идти, делать шаг за шагом, двигаясь, все ближе к своей пока еще не досягаемой цели. — Боль и страдание, страх и унижение, отчаяние и безумие все эти чувства и состояния подвластны только силе человека, силе того, кто борется с этим, пытаясь уничтожить, но, в конце концов, понимает, что уничтожит это только смерть, только смерть, человек не способен. Человек вообще ни на что не способен, я в этом пример, хотел просто уйти из жизни, что никому не приносить боли и страдания, того, что испытал я, уйти без следа и воспоминаний, без грусти и печали, чтобы легче было и что? Вот и все, не умер, но был на грани, был на краю, был на том свете только три секунды и что я там видел? Я видел, что был прав на счет всего этого. Прав был посланник, сын божий, что поведал нам, людям грешным, о божьим суде. Да есть он этот суд, мы сами себе при этом судьи, боль, страдание, разочарование, мятеж души и разума, все не нормальное состояние человека — это суд. Если человек пройдет это без боли, не замечая его в себе не ломая себя, он попадет в рай, выдержав в себе безумие и боль. А если человек сломается, ослабнет, пойдет на преступление, на смерть, попадет в ад. А мне уже все равно не быть в раю, а значит, я могу, перед тем как умереть, больше принести зла людям, пусть видит это бог и пусть решает, что больше нужно человечеству. Нет, бог не понимает ничего, не понимает он человека, человека вообще ничто и никто не поймет, мы сами себя не понимаем, что мы хотим и что нам нужно.