И тем не менее нужно было вытерпеть эту пытку, не подать виду, что Максимов ей омерзителен, попытаться изобразить ответное чувство.
Наконец он пришел в себя. Его пальцы, причинявшие боль, ослабли и разжались, взгляд обрел обычную твердость и осмысленность, дыхание стало ровным. Они лежали бок о бок на широкой кровати, застеленной шелковой простыней нежно-кремового цвета. Лера пристально глядела в потолок, на роскошную, переливающуюся всеми хрустальными гранями люстру. Максимов тихонько гладил ее по волосам.
– Знаешь, – вполголоса серьезно проговорил он, – для меня это все так странно и удивительно.
– Что странно? – Лера мельком взглянула на его лицо – чеканный, строгий профиль, суховатые, четко очерченные губы, властный подбородок.
– То, что я оказался способен на такие чувства. Еще полгода назад я бы рассмеялся в лицо тому, кто посмел бы намекнуть мне, что я напрочь потеряю голову из-за какой-то девчонки, почти годящейся мне в дочери. Презирал всех этих старых козлов, у которых при виде хорошенькой юной мордашки крышу сносит, а сам… – Он улыбнулся, мягко обнял Леру, прижал к себе. – Скажи честно, тебе хорошо со мной?
Она кивнула, не в силах ничего произнести.
Максимов сел, опершись спиной о подушку, взял с тумбочки сигареты.
– Я тебе уже говорил, эта квартира твоя. Хочешь, перевози сюда дочку, будем жить все вместе.
– У тебя же семья.
– Это уже не семья, – возразил он, докуривая. – Когда-нибудь ты поймешь меня. Так бывает: живешь с человеком много лет – так много, что кажется, целая вечность прошла с тех пор, как вы оказались вместе. Вы назубок выучиваете все привычки друг друга, знаете особенности, даже можете предугадать, что ваша половинка скажет в следующий момент. Это, Леруся, смертная скука. От нее хочется бежать хоть на край света. И ты бежишь. Сходишься с одной женщиной, затем с другой, потом перестаешь их считать и запоминать. А дома в это время подрастают дети. В один прекрасный момент ты вдруг осознаешь, что семьи как таковой уже давно нет. Ничего нет! Дети взрослые, женщина, которая была рядом столько лет и безропотно терпела твои фокусы и искания, стала чужой. У нее своя, неведомая тебе жизнь, она просто ничего не говорила, никак не показывала это, по привычке стараясь создать видимость благополучия. И ты понимаешь, что свободен, как ветер в поле. Но эта свобода не опьяняет, как прежде – от нее хочется выть, она не нужна, эта чертова свобода! Потому что впереди маячит старость – и хочется, чтобы рядом был кто-то близкий, родной, от кого бы ты зависел на все сто. Понимаешь меня? – Он внимательно вгляделся в Лерино лицо, нежно провел пальцами по ее щеке: – Я хочу зависеть от тебя. Я тебя люблю. Только сейчас понял, что это такое – любить женщину.