Дверь распахнулась. В палату вбежали врачи из реанимационного отделения. Один из них, высокий огненно-рыжий парень, оттеснил Леру в сторону, дотронулся до сонной артерии и качнул головой:
– Паршиво. Пульса почти нет. Астма?
Она кивнула.
– Значит, астматический статус. Срочно на каталку.
Лера в оцепенении смотрела, как Андрея перекладывают на каталку и вывозят в коридор. Рядом стояла Настя. Плечи ее то и дело вздрагивали, но глаза оставались сухими.
По коридору протопали шаги, хлопнули в отдалении двери лифта, и вновь стало тихо. Тут только Лера заметила Скворцова. Тот стоял у двери, прижавшись тощей спиной к стене, и смотрел на нее в упор.
Ей показалось, что он все знает – накануне поздно вечером дед не спал, а прекрасно слышал, что произошло в палате, и теперь молча обвиняет ее, признает ответственной за состояние Андрея.
Она невольно опустила глаза. Старик, ни слова не говоря, проковылял к своей постели и лег. Лера потушила свет и вышла из палаты.
Она знала, что спускаться на второй этаж, где находится реанимация, бессмысленно – все равно сейчас туда никого не пустят. Можно лишь позвонить по внутреннему телефону.
– Надо позвонить, – как бы угадав ее мысли, тихо сказала Настя.
Они набрали номер. Женщина, взявшая трубку, сообщила, что состояние поступившего больного критическое, прогноз неблагоприятный.
Настя, осторожно ступая, вышла из ординаторской.
Лера опустилась в кресло, в котором спала. Шоковое состояние, в которое ее ввергли внезапное пробуждение и известие деда об Андрее, постепенно рассеивалось. На смену ему пришло отчаяние: точно так же при сильных травмах боль ощущается не сразу, а по прошествии нескольких мгновений или даже минут, а до этого мы не можем осознать случившееся, вдохнуть, произнести хотя бы короткое междометие.
Увидев Андрея на постели без сознания, Лера не думала ни о чем, кроме того, что необходимо сделать для его спасения, не потеряв ни единой секунды, использовав все шансы и возможности.
Теперь, когда за его жизнь боролись врачи на втором этаже, она начала осознавать, что, может быть, потеряла его навсегда и виновата в этом сама.
Только сама! Как она могла забыть, что Андрей – прежде всего ее пациент, серьезно больной человек, немногим более месяца назад уже побывавший в реанимации!
– Лер, – нерешительно окликнула Настя, заглядывая внутрь, – бабульке Егоровой плохо. Подойдешь?
– Да. – Лера с трудом заставила себя встать.
Старуха, скрючившись, сидела на постели и плакала. По коричневым, морщинистым, как печеное яблоко, щекам медленно ползли прозрачные слезинки.