— Не ушел…
Михаил быстро шагнул навстречу, обхватил Веру, прижал к себе.
— Что ты, Миша… Что делаешь?.. — испуганно прошептала она, но не оттолкнула, не пыталась вырваться, а будто потяжелела, стала обвисать в его руках. Михаил губами нашел ее губы, прижался к ним, потом отпустил Веру и неловко, боком кинулся к воротам. Уже с улицы задавленно прокричал:
— Прощай!
Вера, как будто он мог ее видеть, несколько раз кивнула, посмотрела в темную улицу и пошла в избу.
8
Длинна дорога из Центрального до Ургуля. Пока едешь в ночи, смотришь, как свет фар автомобиля выхватывает то высокий забор из молодых сосенок, то старые выкорчеванные пни, пока невольно следишь за всеми извивами дороги, многое передумаешь.
Этой весной ожидали большую воду. Для Щучьей курьи за Обью, где на лед был уложен лес, весенний ледоход представлял немалую опасность. Андрея Никитовича возможные заторы на реке, большая вода не пугали, и было бы даже лучше, чтобы с лесом на Щучьей курье не все пошло ладом. Раньше он гнал эту мысль от себя, а сейчас вот подумал с надеждой:
«Она, стихия-то, ох, как бы нам пригодилась недостачу покрыть…»
Вообще-то «стихия» часто выручала Андрея Никитовича, помогала скрывать издержки лесного промысла. А издержки начинались от пня и продолжались на всем долгом пути бревна к делу, и к потерям этим привыкли, как к неизбежному. Андрей Никитович полагал, что в производстве необходима своя «стихия»: всякие огрехи, недочеты, объективные трудности. С ними хотя и трудно, но свободнее, безопаснее, легче скрыть свои промахи, упущения и, при случае, всегда есть на что сослаться. Меру, конечно, знать надо, действовать с умом и по обстановке, а то некоторые под этой завесой свою личную выгоду ищут, греют руки, где можно ухватить лишку — хватают. Считают, что рядом с производственным ералашем это не так заметно и — простительно… А при строгих порядках сам руководитель связан этими порядками, притянут, как тросом, — ни рукой, ни ногой. Негде душе повеселиться, в полную свободу вздохнуть, широкую размашку ей дать — без оглядки и страха.
Были времена, когда на выездном катере Гребнева стояло пианино, а дорожным буфетом командовала черноглазая, горячая характером Сима. Не какая-нибудь катерная потаскуха, а инженер сплава!
Как вырвутся бывало на речной обской простор… Что там Стенька Разин со своими строптивыми гребцами и уворованной княжной?! Под рокот мотора в триста лошадиных сил четверо суток качаются перед глазами солнце, вода, крутые береговые яры, дикие луговины, белые от ромашек, ночные звезды и Симочкины жгучие глаза…