— Когда, Калистрат Иванович, ты приехал-то? — подмигнув Федьке, спросил Илья.
— Так где-то в тридцатом году… К тому же сказать, дед Елизаров на самом берегу живет. Лежит на печи, и вот она река — хочь ее ложкой хлебай… — Помолчав, Калистрат сокрушенно согласился: — Оно, конечно, надо было к Елизару на консультацию сходить…
Тут уж Илья и сплавщики не выдержали, отвалились к стене, загоготали.
— Это хорошо, что река держится, — сказал Михаил, когда веселье поутихло. — Успеем лежневые якоря проверить, а которые и подкрепить.
После завтрака еще раз осмотрели все якоря, и несколько оказалось совсем ненадежными. Около одного якоря для подстраховки решили заложить новый. Для этого надо было выкопать двухметровой глубины траншею, на ее дно уложить толстые бревна, накрепко обвязать их тросом и вывести петлю. Когда траншею снова засыплют, на поверхности останется только эта стальная петля, за которую держится один из главных тросов, переброшенных через Щучью курью.
Чтобы не долбить мерзлую землю, Михаил и Калистрат стали готовить костер, а остальные уехали на тракторе подбирать для лежня-якоря толстые бревна.
Снова повалил снег. Его большие хлопья опускались медленно, щекотно холодили брови, нос и тут же таяли. Борода у Калистрата промокла. Он кое-как поджег бересту, сунул ее под сухие смолистые поленья. Повалил едучий, черный дым, затрещало. Дед поспешно отошел и, посмотрев на озабоченное, хмурое лицо мастера, весело сообщил:
— Люблю костры палить!
С охотой взял протянутую Михаилом папиросу. Закурили.
— Помню, еще на кордоне с родителями жил. Пошел я в дальние кедрачи посмотреть, поспела ли нет шишка… — стал рассказывать Калистрат. — Посмотрел, значит, вижу — шишка еще крепкая, не шелушится. Ну, несколько штук я все же сбил для себя, обжарил на костре в дорогу и домой. Погода тихая, прохладная, а как домой пришел, поднялся ветер, сильно дымом стало наносить. Тут я и всполошился. Припомнил, что костер плохо затушил. Озаботился и места себе не могу найти. Дело вечернее, а до кедрачей километров двадцать. Делать нечего — я к родителям. Так, мол, и так, батя, есть подозрение, что огонь в тайге я оставил. Ничего он не сказал, запряг кобылу, и мы с ним поехали в те кедрачи. Приезжаем, а на том месте, где я был, и дымка нет. Все, как есть, в аккурате, а наносило к нам в тайгу дым с дальнего лесного пожара. Тут меня батя по лопаткам бичом. Взвизгнул я, подскочил. «За что?» — спрашиваю. «А чтобы сразу помнил, что делаешь!» — И еще раз меня бичом опоясал. «А это, говорит, чтобы ответ чувствовал!..» К добру помянуть, справедливый у меня был родитель. Любил разъяснять, что к чему…