Когда еще работал на валке, привык Степан вставать рано и до сих пор от этой привычки не может избавиться. Вскакивает чуть свет и торопится на работу. Как-то, подумав и решив, что у него «ослабли» нервы, Степан начал каждое утро обливаться холодной водой — нагонять бодрость и хорошее настроение.
«Пробежаться бы до бора и разогнать кровь… Нет, всех собак дорогой прихватишь, пятки оторвут, дьяволы…» — с сожалением подумал Степан и полез под чайник. Плескался студеной водой, охал и покрякивал, пока чайник не опустел.
В избе он оделся, натянул сапоги, на ходу в сенях попил из кринки молока и, не ожидая, когда жена кончит доить корову, вышел на улицу — быстрый и легкий на ногу.
Взрослые телята и бычки, которых на ночь не загоняли во дворы, рыжими, пестрыми валунами лежали прямо на дороге — ни проехать, ни пройти. Степан разбежался и перепрыгнул через одного. Бычок ошалело вскочил, мыкнул от испуга, и Степан рассмеялся, но, услыхав свой голос, сконфуженно замолк, оглянулся.
«Скоро тридцать, — думай, голова!..» — укорил он себя и дальше пошел степеннее.
Дверь диспетчерской гаража была открыта настежь. За столом у телефона, уронив голову на пухлые коротенькие ручки, мирно посапывала дежурная заправщица, она же сторож и диспетчер, Алевтина Турова.
Степан нашел тонкий прутик, легонько провел Алевтине по розовой щеке. Она привычно, мгновенно учуяла — шлепнула себя по щеке, открыла глаза и увидела Степана.
— Ах ты, Коваль!.. Опять подкрался?!. — вскричала Алевтина и, схватив линейку, взмахнула ей. — Я вот тебе, полуночник!..
Степан отскочил, захохотал, а Алевтина поднялась, пошла к зеркалу в угол, стала там поправлять рыжие волосенки, приглаживаться, готовиться к утренней суете.
— И что человеку не спится? Лежал бы со своей молодухой да нежился, — сгоняя сон, лениво сказала она.
— Не все шанежки да пирожки, — охотно и весело отозвался Степан. — Ночи хватило…
— Вызывать Денисенко или сам поедешь? — пытливо взглянув на него, спросила Алевтина.
— Вот еще… Почему Денисенку? — перестав улыбаться, насторожился Степан.
— Так говорят, ты на валку к Бычкову идешь. Второй день трактор стоит…
Воспоминание о том, что он работал вальщиком, а потом ушел с этой работы, всегда почему-то немного расстраивало Степана, будто он сделал что-то неладное или оплошал в чем.
— Вот еще… Говорят, кур доят, а я и знать не знаю… Приснилось, что ли? — резко, сердито ответил Степан, и Алевтина обиделась, раскрыла журнал и принялась что-то в нем записывать.
Степан взял из шкапчика ключ зажигания и пошел к своему поблескивающему синей краской автобусу: новому, но уже объезженному и по нижней кромке кузова немного помятому, избитому на весенней лесной дороге.