— Дуа (два)! — считает Хазинг.
Я вскидываю приклад в очередной раз, когда он толкает меня:
— Смотри, там, наверху, два больших самца!
На вершине утеса ясно вырисовываются в лучах заходящего солнца два великолепных буйвола. Это два старых «паши». Пока стадо пьет, они стоят на страже, а теперь, когда остальные пускаются в бегство, поджидают опасность, наклонив голову, уверенные в своем доселе неоспоримом превосходстве. Увы, их мужество бессильно перед кусочком стали, вылетающим со скоростью 800 м/сек из жерла карабина.
После первой пули один из патриархов рушится вниз и застревает в расщелине. Еще выстрел — и оставшийся начинает скользить вниз, сначала медленно, затем быстрее по известному закону ускорения.
— Он катится, туан, он катится! — кричит Махаму…
— Он не катится, он летит!
— Правда! Он летит, буйвол!
Их возбуждение передается мне, я обнимаю их, хлопаю по спине:
— Теперь у вас вдоволь мяса!
— Да, мяса кербау-тербанг (летающего буйвола)! — смеясь, отзываются они.
А буйвол продолжает свой сумасшедший спуск по обрывистому склону, который заканчивается метрах в десяти от дна оврага узким карнизом. С него буйволова туша с добрую тонну весом планирует вниз и с адским грохотом обрушивается на одинокое дерево, считавшее себя в безопасности в этом недоступном ущелье.
Зрелище настолько взбудоражило моих спутников, что они с трудом карабкаются до первого буйвола, застрявшего в расщелине, и сталкивают его вслед за летевшим. Затем торопливо прирезают четырех животных, и я впервые вижу, как Хазинг забывает произнести свое ритуальное «еще живы».
Времени остается в обрез. Ночь падает, как обычно, а до лагеря еще идти и идти. Но предстоящая ночная прогулка нисколько не пугает, и мы весело пускаемся в путь. Стараясь не терять из виду светлое пятно — рубашку или майку впереди идущего, мы перебрасываемся шутками из конца в конец цепочки.
Люди предовольны. Четыре буйвола плюс тот, которого я уложил вначале, — это пять. Пять тонн живого веса, или две тысячи пятьсот килограммов чистого мяса, — будет что покушать и еще останется на денденг (сушеное мясо, нарезанное тонкими ломтиками и пропитанное солью или сахаром), за который китаец с Лабуанбаджо даст хорошую цену. Ну а я доволен своей стрельбой: шесть патронов на пять буйволов, и все как на подбор. На первый взгляд здесь нет ничего удивительного: ведь в буйвола трудно промахнуться — он как «корова в коридоре». Но нельзя забывать, что у буйвола, как у всякого крупного зверя, уязвимых мест очень мало, к тому же они скрыты под толстым слоем мяса, так что попасть в них гораздо труднее, чем в мишень того же размера. Ко всему еще крупные звери — мастера «заглатывать» пули. Все специалисты большой охоты знают случаи, когда буйволы и слоны падали лишь с десятого (а в одном случае с четырнадцатого) выстрела, поскольку все предыдущие пули, посланные второпях, попадали в толщу мяса. В приведенных случаях, кстати, охотники пользовались ружьями крупного калибра, а мое — 8 × 57 — мелковато для такой дичи.