— Ничего не сделаешь, бей их из карабина, — подсказывает мне Ги.
Мне удается снять двух кур из «лонграйфля-22», но наш петух Артур с подбитым крылом исчезает в лесу, увлекая вслед остатки своего гарема. Мы желаем им про себя удачи в колонизации острова и решаем поднять якорь, вернее, заменяющий его большой камень. И тут только, рассаживаясь по лодкам, мы замечаем отсутствие Жоржа. Причин для беспокойства нет, тем более что отлучка перед дальней дорогой вполне естественна. Но проходит четверть часа, затем полчаса, наконец час!
— Куда он делся? Когда ушел?
— Странно, его уже не было, когда мы гонялись за курами…
Может, ему стало плохо? Старательно обыскиваем окрестности лагеря, зовем его. Безрезультатно. Проходит два часа, и гребцы, до сих пор державшиеся спокойно, начали вдруг торопить с отъездом. Что ж нам, бросить своего киношника? Может, он решил выкупаться и с ним что-нибудь случилось в море? Но мы никогда не удалялись от берега из-за акул и особенно морских крокодилов. Тогда что же?
— Барангкали диа джади гиля (может, он сошел с ума)? — спрашивает Расси.
Мы дружно протестуем, но столь необъяснимое отсутствие… Битых два часа мы выдвигаем самые нелепые предположения, когда внезапно появляется наш Жорж, запыхавшийся, весь мокрый от пота, но вроде живой и невредимый.
— Где ты пропадал! Что случилось? Мы тебя ждем два часа!
— Я заметил в последнюю минуту, что забыл на холме объектив от камеры, и пошел за ним…
— Ты мог бы по крайней мере предупредить нас!
— Я не думал, что так задержусь.
Но мы догадываемся, почему он не предупредил. Дело в том, что Жорж постоянно называет нас растяпами, особенно Петера, так как он чаще других что-нибудь забывает или теряет. И конечно же, Жоржу не хотелось признаться, что он тоже пал жертвой естественной забывчивости, несмотря на уверения, что «с ним этого никогда не случается». Петер, конечно, не упускает возможности припомнить ему сейчас это, что тоже в порядке вещей; вспыхивает ссора, усиленная жарой и общей нервозностью. Мы обильно осыпаем друг друга оскорблениями под испуганным взором гребцов, которым невдомек, что в нашей компании это означает — все в порядке.
Как всегда довольно быстро успокоившись, мы вновь становимся «свойскими парнями» и рассаживаемся наконец по лодкам. Один из комодцев бьет в маленький медный гонг, второй трубит в морскую раковину — чтобы отогнать злых духов, если тем вдруг захочется отправиться в путешествие. Братья поднимают небольшой квадратный парус, и, подгоняемые легким бризом, мы выходим из Крокодиловой бухты. Остров, около двух месяцев служивший нам раем, предстает теперь как игрушечный среди морской голубизны со своими холмами, где на вершинах, словно флажки, торчат прямоствольные пальмы, со своими долинами и галерейными лесами, похожими на клочки крашеной ваты. И мы наперебой вспоминаем эпизоды пережитого: