— …А потом с Комодо на Лабуанбаджо!
— Хорошо, хорошо, мы скажем об этом отцу, и если он согласится, то приедем за вами дней через десять. И уж будьте спокойны, на Комодо у нас не лгут.
— Не сомневаемся. Селамат джалан (счастливого пути) и до скорого!
— Только, туан, не говорите ничего бапе Пенггава: он будет очень гневаться.
Обещаем им полное молчание. Да и после недавней стычки мы не намерены вновь встречаться со старым правителем островов. На следующее утро, однако, он сам приходит прощаться, любезный и веселый, как будто ничего и не случилось. Его талант лицедея растапливает нашу сдержанность, и мы, простив, расстаемся добрыми друзьями. Он садится в лодку, обложенный подушечками, в окружении жены и красавицы племянницы, пославшей нам последнюю улыбку.
Где закон Архимеда приободряет чиновника лесного ведомства. — Охота на цыплят. — Отъезд с Рипджы. — Волнения Паулуса. — Встреча со старостой Комодо. — Укол в нервозной обстановке
Сыновья старосты Комодо сдержали слово: в один прекрасный вечер, когда мы готовим ужин у костра, они появляются в сопровождении еще трех парней. За нами пришли две лодки, по виду вполне просторные, чтобы вместить наш багаж. Я говорю «по виду», потому что наутро, когда все наше снаряжение погружено на борт, оказывается, что ватерлиния проходит почти по кромке бортов. А ведь мы еще не сели сами!
— Неважно, авось не потонем, — заявляют наши новые друзья, явно принадлежащие к разряду оптимистов.
Не менее явно и то, что к их числу не принадлежит лесник Манах, вновь появившийся три дня назад со своим неразлучным и по-прежнему скулящим другом Паулусом. Ясно, что эти двое ни за какие коврижки не полезут в лодку и вообще дорого бы дали за то, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте! Однако перед ними стоит альтернатива: либо остаться на острове в ожидании возможной, но весьма сомнительной оказии покинуть его с большим комфортом, либо отправиться с нами на свой страх и риск, как выразился затем Манах в отчете своему начальству, где мы обвинялись чуть ли не в намерении лишить его вместе с помощником жизни.
Чтобы подбодрить его, я прибегаю к помощи закона Архимеда и объясняю, что, чем больше загружают пирогу и чем больше она оседает, тем лучше опа будет плыть. Однако это блестящее доказательство звучит не очень убедительно, и по их лицам явно видно, что они отваживаются на переправу через Стикс.
Наконец все готово. Ящики, ружья, попугаи, кокосовые орехи и сушеная рыба погружены на борт…
— А цыплята? — спрашивает Расси.
Верно, цыплят остается еще семнадцать штук, и их жалко бросать на произвол судьбы. И вот по лагерю начинается беготня в лучших традициях классического фарса: мы с сачками, они со своими большими юбками, которые набрасывают на цыплят, как невод. Но у наших цыплят добрые крылья и крепкие ноги. Перья летят во все стороны, но домашние птицы, вчера еще такие доверчивые, удирают в джунгли или взлетают на самые высокие ветви деревьев, откуда смотрят на нас налитыми кровью глазами, полными немого упрека, и осыпают негодующим квохтаньем. Тогда мы меняем тактику. Расси насыпает на видном месте кукурузных зерен и кладет рядом петлю из лески. Однако уловка вызывает лишь дружное кудахтанье нашего бывшего птичьего двора.