Острова, затерянные во льдах (Орлов) - страница 53
— Главное в этой охоте, — рассказывал мне промысловик. — самому не заснуть. А на льду, ох, как спится.
Этого-то я и испугался. Спалось на льду и впрямь хорошо, можно было прозевать медведя.
А вскоре снег на льду весь растаял. Не из чего стало и укрытие сделать. Затем по всем нерпичьим лункам прошла огромная трещина, лед с нерпами унесло далеко в море, а на том месте, где я недавно сторожил нерп, заплескалась темная, холодная вода.
Песнь совы
Жизнь для меня с тех пор замкнулась на острове. Но время «открытий» и интересных встреч не кончилось. Теперь, когда я вспоминаю все, мне самому порой удивительно, как много, оказывается, можно было увидеть на таком крохотном клочке суши даже по сравнению с участком прибрежной, ненаселенной тундры. А если бы прийти сюда с фотоаппаратом во времена хотя бы Никифора Бегичева, когда на острове не жили люди…
Присев однажды передохнуть на берегу, я неожиданно стал свидетелем изумительного танца пуночек. Стремительно вылетев откуда-то, пара птиц уселась передо мной на кочку, словно сознательно решив потешить меня. Сероватая пуночка, приседая, завертела головой, а самец, как в мультипликационном фильме, расправляя то одно крыло, то другое, пошел вокруг подруги кругами, издавая трели… Столько «разумности», казалось, было в его поведении, не верилось, что это всего лишь инстинктивная демонстрирующая поза. Как утверждают ученые, самец в этот момент и боится самки, и тянется к ней, и всем своим видом демонстрирует ей это.
В другой раз, проходя своей обычной дорогой по берегу острова, в небольшой луже, которая образовалась в устье стекающего в море ручейка, я увидел крупную птицу размером с гуся — полярную гагару. Птицы эти осторожны, гнездиться предпочитают в безлюдных тундровых озерах. Снять ее крупным планом, да еще и обычным объективом, я и не мечтал. Охотника птица близко никогда не подпускает, а тут — видит меня и не взлетает! Плавает в луже туда-сюда и будто не беспокоится. Что с ней такое стало, подумал я может, ранена? Но птица оказалась целой и невредимой. Просто с такой акватории ей невозможно было подняться. Для взлета гагаре нужна большая вода. Долго, как гидросамолет, разбегается эта тяжелая птица при взлете. И уйти далеко пешком гагара не может, лишь для плавания хорошо приспособлены ее лапы. Но что гагару заставило опуститься в эту небольшую лужу, какая причина загнала ее сюда и не закономерность ли это среди подобных птиц — мне осталось неизвестным.
Я подошел к луже. Гагара кинулась к моим ногам, забила крыльями, стала клевать сапоги — то ли прогоняла, то ли помощи просила. Клюв у нее острый, как шило. Я протянул ей палку, она сразу же в нее вцепилась. Я вынес ее на берег. Гагара застыла, словно выпь. Что было делать? Подумалось: не отсюда ли пошло выражение «сесть в лужу»? В море, к полынье ее нести я побоялся. Ведь туда она могла бы опуститься и сама. Может, соленая вода ей в это время противопоказана? Я протянул ей палку и перенес обратно в лужу. Пусть посидит здесь, пока я по острову похожу, может, и найду ей подходящее для взлета озерко. На примете-то у меня было озеро у южной косы, но там, мне помнилось, был еще лед. Только-только забереги появились.