Подойдя к озеру, я увидел там еще двух гагар. Птицы плавали в узких, метра два шириной, просветах воды, появившейся между берегом и льдом. Когда я стал приближаться, одна из птиц начала разбег и взлетела рядом со мной, окропив меня брызгами с крыльев. Другая сделать то же самое не рискнула. Нырнула под лед, пробила его клювом, высунула голову… и застряла. Пришлось мне выручать ее.
Я вытащил птицу из-подо льда. Гагара не билась, не вырывалась, сидела спокойно на руке. Тогда у меня появилась в голове шальная мысль: двух гагар вместе сфотографировать. Кадра я такого еще не видел. Отнесу-ка я эту птицу к первой, решил я, и сниму их вместе. Но планам моим осуществиться было не суждено. Не прошел я и сотни метров, как гагара задергалась, заволновалась и вдруг начала клонить голову. Я подбежал к воде, пустил ее туда, но птица была уже мертва… Отчего это случилось, я и сам не пойму. То ли от страха, то ли оттого, что птица была уже ослабевшей и поэтому не перенесла волнения…
В огорчении я вернулся к луже, где оставил первую гагару, решив спасти хоть эту. Но птицы там не оказалось. «Может, проползла по ручью, выбралась в море?» — понадеялся я.
Скорее всего, ведомые инстинктом птицы, залетевшие на остров, были застигнуты врасплох тем, что встретили лед на нашем озере, вот и рискнули опуститься, где придется. Кто знает, если бы не задержалось тепло и растаял лед на озере, может, они еще и пожили бы на этом острове…
Два куличка-плавунчика поселились в луже совсем неподалеку от нашего дома. Кулички были доверчивы и перед человеком не знали страха. Я часто присаживался на пень вблизи и любовался ими. Особенно хороша была самка — с белыми щеками, оранжевой грудкой, серо-белым оперением на спине.
Большая лужа казалась им чуть ли не океаном. Весь день они кормились в ней. Плавая, мутя воду ногами, доставали со дна личинок комаров. Я надеялся, что в дальнейшем смогу отыскать здесь гнездо и заснять плавунчиков-куличат. Но вскоре я нашел самца, простреленного малокалиберной пулей. Побаловался наш аэролог, молодой парень, сильный, здоровый. Рассказывали, что, попав впервые на полярную станцию, он был затейником всяких соревнований, организовывал кружки и секции, но, познакомившись с песцеловами, заразился их страстью. Сила его здесь пригодилась, он преуспел, но и сам, кажется, «озверел». Люди стали сторониться его, без охоты общались с ним, хотя закон зимовки этому не учил. Я показал ему как-то портрет нерпы. Умильно улыбаясь, он неожиданно сказал, взглянув на меня своими голубыми наивными глазами: «Из малопулечки бы ее сейчас! Только «пу» — и нету!» Я отнял у него фотографию. По мне такого человека и близко нельзя было к Арктике подпускать! И теперь крохотного куличка он подстрелил просто так, чтобы прочистить ружье. Не задумываясь, что выстрелом этим он убил и куличат.