По скептическим улыбкам и опускаемым глазам я видел, однако, что мне не все в эту минуту верят.
Нас было семеро. Все уже успели остричься наголо — старая полярная привычка, — и вид у всех был несколько суровый. Разные люди сидели передо мной. Разного возраста: от двадцати до пятидесяти. Время, когда коллективы для трудных зимовок тщательно подбирались, давно прошло. Я знал уже, что кое-кто попал на эту станцию потому, что не ужился на другой. Двое отправились сюда только потому, что хотели жить вместе. Двое остались от прежней зимовки, а самый пожилой решился отправиться на край света из-за разлада в семье…
— А если они будут нападать, что делать тогда, как защищаться? — На меня смотрели рассерженные лица трех самых молодых парней. Они еще ни разу в жизни не видели белых медведей и охоту на них представляли отчаянным делом, как дети представляют себе войну по кинофильмам. Да и шкуру заполучить они, наверное, хотели, не зная, что выделать ее не каждому под силу…
Тогда, еще не успев как следует познакомиться с людьми, не зная, как сложится дальнейшая наша жизнь, я попытался убедить всех, что белые медведи понапрасну на человека не нападают. Сам я был в этом совершенно уверен, ибо те несколько медведей, которых я встретил на мысе Желания, бежали от меня. Главное тут не растеряться, не выдать своего страха, доказывал я, и медведь, как и любой зверь, не рискнет напасть на человека.
Казалось, мы обо всем договорились.
Прошло несколько дней. Мы обедали в кают-компании, когда за окном на склоне ледника появился окровавленный песец с оторванным хвостом. Вид его был дик и необычен. Мы выбежали на крыльцо — и тут же увидели белого медведя, шедшего с другой стороны. Про песца все сразу же забыли.
Полуоткрыв пасть и прищурив глаза, будто в полусне, неторопливо раскачиваясь, медведь продвигался прямо к станции, не обращая внимания на высыпавших на крыльцо людей. Спокойно он продолжал приближаться, время от времени отмахиваясь широкой, как лопата, когтистой лапой от бешено вертящегося перед его носом пса, нашего единственного «медвежатника». Две другие собаки, которых мы только что привезли, не решались высунуть носа из-под крыльца.
Медведь подошел к реперному столбу — своеобразной заявке человека на остров — и обнюхал его. По всему было видно, что это хозяин здешних мест. Он был силен, и, пожалуй, не нашлось бы медведя, который мог поспорить с ним. Впервые в жизни мне доводилось видеть такого гиганта. На плечах его были видны старые шрамы, одно ухо наполовину оторвано. На задней ляжке зияла зализанная, но все еще не зажившая круглая рана. Я разглядел это хорошо, потому что подошел к нему совсем близко. Иногда, судя по показаниям дальномера фотоаппарата, я приближался к нему на шесть метров, делая крупные снимки обычным объективом. И не побоялся бы подойти ближе, если бы это было нужно для съемки. Казалось, медведь был выше того, чтобы обращать внимание на людей, как бы подтверждая мое мнение, что без нужды звери эти на людей не нападают. Я был уверен, что медведь меня не тронет, и хотел убедить в этом всех. Был момент, когда медведь угрожающе двинулся ко мне, но я замахнулся на него фотоаппаратом, прикрикнув, как на корову, и он отошел. Впервые после стольких лет жизни в Арктике я видел медведя так близко и не переставал с азартом его снимать.