Острова, затерянные во льдах (Орлов) - страница 9
Припоминали и еще случай, когда от напавшего медведя другому человеку, магнитологу, удалось уйти довольно оригинальным способом. Он не растерялся и стал бросать медведю по частям свою одежду. Вначале шапку, рукавицы, потом шубу. И пока тот каждый раз останавливался и обнюхивал вещи, магнитолог успел добраться до своего павильона и проскочить в дверь. Но все это было очень давно. И о существовании белых медведей на станции стали потихоньку забывать.
Чаще медведей, оказывается, заявлялись к полярникам моржи, хотя по сравнению с прежними временами они были редкостью в проливе. Рассказывали, что годом ранее в разгар полярной ночи, в лютый декабрьский мороз, к домам поселка приползли сразу четыре огромных заледенелых чудища. Можно только догадываться, что в проливе смерзлись полыньи и моржи лишились возможности плавать, жить в своей стихии. Но что их заставило приползти к человеческому жилью, понять было трудно. Они ползли на людей, вскинув бивни, норовили подцепить собак. Помочь им, спасти их было невозможно, и казалось, что они затем и явились, чтобы ускорить свой конец. За одним охотником, ставившим в проливе на льду капканы, морж полз по следу около пяти километров. Он одолел высокий берег и приполз к дверям дома. Нигде больше о подобных случаях мне не приходилось слышать.
Здесь же, в курилке, узнал я и о существовании неподалеку от мыса Челюскин двух птичьих базаров. И это тоже было удивительно для меня. На птичьих базарах здесь гнездились чайки-моевки, и полярники нередко добирались туда. Я тогда решил, что летом мне надо бы обязательно сходить посмотреть на эти птичьи базары. Но вскоре меня увлек своими рассказами гидролог, и я решил, что сначала все-таки следовало бы отправиться с ним поработать в проливе.
Этот высокий, седоватый человек, ходивший чуть враскачку, как настоящий морской волк, и ссутулясь, с первой же встречи понравился мне своей открытой улыбкой, готовностью пошутить, умением интересно рассказывать и не обращать внимания на всякие пустяки. Каждую весну он отправлялся вместе с каюром на собачьей упряжке по льдам пролива Вилькицкого делать промеры и изучать течения. Они ставили там палатку и подолгу жили, имея возможность нос к носу, как он говорил, встречаться с тюленями. Признаться по правде, вначале-то я не очень ему поверил. По прошлой зимовке я запомнил нерп как очень осторожных зверей, подкрасться к которым удавалось не каждому охотнику. Не подплывали они уж очень-то близко и в полынье. Но гидролог только посмеивался, слушая мои слова.
— Ей богу, не вру, — говорил он. — Серега, каюр наш, подтвердить может. Прошлой весной сразу две приладились в нашу лунку приплывать. «По пояс» из воды высунутся, глаза вытаращат. Ну что твои водяные! Усы как у полицмейстера, и сопят. Уж я их шумовкой, сачком таким, чем шугу с воды снимают, по лбу, а они под воду уйдут и оттуда с такой злобой поглядывают, что того и гляди в лунку уволокут.