Несколько капель крови мы нашли на хвое, но дальше не удавалось обнаружить никаких следов. Мы безуспешно потеряли на поиски около часа. Склон здесь был очень крутым, а заросли стланика совершенно непроходимы. Вскоре мы выбились из сил. И вдруг, когда надежда готова была оставить нас, мы увидели его между двумя большими камнями в густом стланике, на дне неглубокого понижения.
Перед нами лежал довольно крупный, но очень светлый медведь-самец. Несмотря на почти полную линьку, шерсть на нем была высокой и густой. Одно ухо зверя было разорвано вдоль до самого основания — след жестокой драки со своими сородичами. Лапы — очень большие, с крепкими загнутыми когтями и толстой кожей на подошве; длинные загнутые клыки, которые от времени стали совершенно желтыми. В длину медведь имел около двух метров и весил около двухсот килограммов.
Ночь мы снова провели нелегко, но новый день, 5 августа, стал одним из самых невыносимых дней ульканского похода. Утро встретило нас сплошным серым туманом. Тяжелые стратусы, плотно прижимаясь к горам, ползли вдоль долин и распадков, и мы оказались в самой их отвратительной гуще. Простым глазом были хорошо видны пролетавшие мимо нас капли воды величиной с булавочную головку. Они мчались туда, куда их гнал ветер. Но с ветром происходило что-то совершенно невозможное — он метался от куста к кусту, мгновенно менял направление.
Костер удалось разжечь с огромным трудом, но сидеть у него было настоящей пыткой. Ветер гнал дым куда-то на юг, мешая его с туманом. Внезапно ветер менял направление и дул в прямо противоположную сторону, и тех, кто не успевал отскакивать и отворачиваться, он обдавал дымом, огнем и искрами, завивая на бороде и усах желтые колечки. Мы задыхались в дыму, опалили ресницы, брови. В сотый раз мы пересаживались у костра, пытаясь приноровиться к ветру, но он неожиданно снова менялся. Глаза выедало дымом, они беспрерывно болезненно слезились. Отойти от костра не было никакой возможности — все были насквозь мокрыми и вдали от костра сразу начинали дрожать от холода.
В полдень облака поднялись выше, капли, носившиеся вокруг нас, становились все меньше и вскоре сделались почти незаметными. Пошел дождь. Он не прекращался пи на минуту до следующего утра. Все предыдущие ночи мы спали всего по три-четыре часа, но эта ночь была настоящим адом. Мы дрожали не переставая, как в тяжелой лихорадке. Особенно сильно стонал Хатабыч, который когда-то попал под поезд и у которого было несколько очень болезненных переломов.