Да нет, хуже. Ее инструкция – продукт больного воображения.
Никто ко мне не пришел. Ни девушка с жимолостью, ни мудрый друг, чьи слова меня спасут. А все врачи сходились во мнении, что нельзя так на этом зацикливаться. Я должна быть сильной и собранной.
Я не моя мама.
Никаких жимолостниц не существует.
Я не моя мама.
У меня на пальцах нет золотой пыли.
Красных воронов не бывает.
Я сгребла выложенные рядком реликвии в сигарную коробку. Очень хорошо, что Джей ушел: как бы я смогла ему объяснить, зачем мне вся эта возня со старым хламом, не выглядя при этом полной идиоткой.
* * *
Джей расстелил постель на огромной родительской кровати, и я влезла туда прямо в халате и всем, что было на мне. Он вынул из ящика старую майку отца, кинул мне, потом подошел и вытащил бельевую прищепку из моих волос. Он рассеянно прихватил пару раз свой палец этой прищепкой, пока палец не побелел.
– Так странно – я снова в твоем доме…
Джей улыбнулся.
Я тоже.
– В твоем доме – и в постели твоих родителей.
– Хочешь, можно лечь в гостевой? Там у отца тренажеры стоят, но кровать очень удобная.
Я покачала головой, и он умолк. Двинулся к выходу.
– Останься, – попросила я.
Он приподнял одеяло и лег одетый рядом. Свернулся калачиком и зарылся лицом в мои мокрые волосы. Мое сердце бешено колотилось.
– Если хочешь, можем поговорить…
Он замер в ожидании. Но я не ответила – была еще не готова. Он вздохнул, я тоже, и неожиданно для себя мгновенно провалилась в сон.
Проснулась я до рассвета. Лавандовый запах от простыней и майки окутывал меня с ног до головы. Я села на кровати и стала разглядывать звезды, мигавшие над рекой, и пурпурное сияние наступающего утра, казавшееся еще ярче, поскольку отражалось от зеркальной стены напротив кровати.
Я не могла перестать думать о словах отца. «Они все поголовно» – значит, и Трикс, моя мама, и бабушка Колли, и прабабушка Джин. Если насчет мамы у меня и были подозрения, то о душевной болезни бабушки и прабабушки я никогда не слышала. Как и о том, что она поразила их в тридцать лет. Никто и ничего не говорил мне, кроме пары фраз, которые мама нашептала мне на ухо той ночью на поляне.
Это новое знание было таким огромным, что не поддавалось осмыслению. Я едва могла глотать. Едва могла дышать. Пару минут спустя я обернулась посмотреть на Джея. Он не спал: лежал на спине и наблюдал за мной. Я тоже в упор глядела на него не моргая, один лишь раз перевела взгляд на его губы. Воздух между нами потрескивал, и Джей посмотрел на меня участливо.
– Не думаю, что это правильно, – сказал он.
– А я вообще никогда не поступаю правильно.