Вот, опять шизофрения, общий знаменатель…
– Она рассказывала тебе что-то об Элдере? – спросила я. – Об их отношениях?
– Только то, что ты и сама подозреваешь: что он контролировал ее. Что был жестким с ней, с тобой, а Уинна баловал. – Он заморгал, глядя на меня. – Она сказала, у них никогда не было секса.
– Ну конечно. – Мой голос был полон сарказма. А средний палец прямо чесался, так что пришлось накрыть его ладонью. Я не могла себе позволить лишиться сейчас единственного источника информации, но Роув прямо напрашивался.
– Да, – повторил он. – Так и было: у твоих родителей был брак без любви.
– И ты утверждаешь, что она делилась этим с тобой.
– Да, – ответил он вызывающе. – Утверждаю.
Одно-два мгновения я всерьез прикидывала, не схватить ли его за башку и не надавить большими пальцами на глаза. Давить и давить и не отпускать, пока кровь не заструится по моим рукам. Я сжала зубы, прокручивая эту навязчивую картину, потом сморгнула ее прочь.
– А разве Трикс никогда не объясняла, почему Элдер хотел, чтобы она принимала галдол? – спросил Джей. – Вы не говорили об этом?
– Как же, говорили. Она сказала, у ее матери было что-то такое и вполне могло передаться ей. Она знала, что Элдер беспокоится о своем имидже и боится, как это на нем отразится. Политика, обычная хрень. Но в каком-то смысле я понимаю, почему он хотел, чтобы она сидела на таблетках. Без обид, но твоя мать была не вполне в себе. Поговоришь с ней пару минут, и сразу понятно, что с ней что-то не так.
Внутри меня все бурлило. Козел.
– А что именно не так? – спросил Джей.
– Как будто у нее постояные панические атаки. Она какая-то дерганая была. Все время на взводе. Голос дрожал. И вдруг начинала бормотать что-то под нос во время…
Тут вклинилась я:
– Это молитва. Мама любила ее повторять. Нараспев. Многие молятся – это не значит, что они не в себе.
– Да, кстати. – Он поймал мой взгляд. – Теперь припоминаю. Это была католическая молитва. Что казалось очень странным, потому что вы вроде не ходили в церковь.
Для меня тоже было загадкой, почему маме нравилась именно эта молитва, но делиться своими мыслями с Роувом я не собиралась.
– Вернемся к таблеткам, – сказала я. – Отец хотел, чтобы она принимала их, потому что боялся, вдруг она сорвется и сломает ему карьеру?
– Выборы – дело серьезное. Важные шишки, большие суммы. Думаю, он всегда ее опасался. Потом что-то произошло – она получила то письмо – и ей стало еще хуже.
Внутри у меня что-то щелкнуло. Словно множество пил вонзились мне во внутренности. Письмо. Наконец хоть что-то. Зацепка посреди этой сплошной каши.