Белл подала ей книгу, с которой и начался разговор.
– Только не теперь, – сказала Лили. – Так и быть, я прочитаю этот роман, тем более если ты говоришь, что он такой прекрасный. Мама, а вы знаете, где они проведут медовый месяц?
– Не знаю, душа моя.
– Он часто говорил мне о поездке на озера.
Наступила другая пауза, в течение которой Белл заметила, что лицо ее матери становилось все мрачнее и мрачнее.
– Однако я не хочу больше думать об этом, – продолжала Лили. – Займусь чем-нибудь другим. Не думаю, чтобы это было так тяжело, если бы я была все время здорова.
– Разумеется, моя милая.
– Теперь я скоро опять буду здорова. Ах, позвольте, мне советовали прочитать «Историю французской революции» Карлейля, кажется, я начну ее теперь. – Прочитать эту книгу советовал Кросби, мистрис Дейл и Белл знали об этом очень хорошо. – Впрочем нужно подождать, пока не получу ее из другого дома.
– Джейн сходит туда и принесет, если ты хочешь, – сказала мистрис Дейл.
– Мне принесет ее Белл, когда пойдет туда после полудня! Ты принесешь, Белл? А я покуда займусь вот этой историей. – И глаза Лили снова устремились на страницы лежавшей перед ней книги. – Мама, я вам вот что скажу: сегодня вы должны иметь некоторое снисхождение ко мне и, когда он пройдет, я больше не буду дурачиться.
– Никто, моя милая, и не думает, что ты дурачишься.
– Никто, кроме меня. Не странно ли, Белл, что это случилось в Валентинов день? Нет ничего удивительного, что они нарочно выбрали этот день. Боже мой! Как часто мечтала я, что в этот день получу письмо от него, письмо, в котором он назовет меня своей Валентиной. Теперь… теперь у него другая Ва… лен… ти… на.
Лили произнесла последнее слово раздельно, не будучи в силах совладать с собой, раздались судорожные рыдания, Лили упала на грудь матери, казалось, что сердце бедненькой разорвется на части. Но все-таки сердце ее не разорвалось, она все еще была тверда в своей решимости бороться со скорбью и побороть ее. Сама она говорила себе, что для нее не было бы это так тяжело, если бы болезнь не произвела в ней расслабления.
– Лили, моя милая, моя бедная, моя несчастная дочь.
– Мама, зачем вы это говорите?
И Лили с болезненным усилием старалась оправиться от истерического припадка, который совершенно ею овладел.
– Я не хочу, чтобы меня считали бедной, а особенно несчастной. Лучше я буду вашей милой Лили. Я бы желала только, чтобы вы побили меня, вместо того чтобы сожалеть обо мне, когда я становлюсь такой глупой. Это большая ошибка – выказывать сожаление людям, когда они строят из себя дураков. На, Белл, возьми твою глупую книгу, я не хочу смотреть на нее. Мне кажется, это она и виновата во всем.