– Теперь я поеду, – сказал Крофтс и остановился в ожидании ответа, но ответа не было. – Теперь вы поймете, на что я намекал, говоря, что меня выгонят.
– Вас… никто не гонит. – Говоря эти слова, Белл чуть не заплакала.
– Во всяком случае, мне пора ехать, не правда ли? Пожалуйста, Белл, не подумайте, что эта маленькая сцена может помешать мне являться к постели вашей больной сестры. Я приеду завтра, и вы едва ли узнаете во мне того же человека. – С этими словами Крофтс в потемках протянул ей руку.
– Прощайте, – сказала она, подавая руку.
Крофтс крепко сжал ее, но Белл не могла решиться отвечать на пожатие, хотя и желала этого. Ее рука оставалась безжизненной в его руке.
– Прощайте, мой милый друг, – сказал доктор.
– Прощайте, – сказала Белл.
И доктор Крофтс удалился.
Белл оставалась неподвижной, пока не услышала, что наружная дверь затворилась за Крофтсом. Тогда она тихо прокралась в свою спальню и села перед камином. По принятому обычаю ее мать должна была оставаться при Лили, пока внизу не будет подан чай, а в эти дни болезни обедали обыкновенно рано. Поэтому Белл знала, что у нее оставалось около полчаса времени, в течение которого она могла спокойно посидеть и подумать.
Какие же естественнее всего могли быть ее первые мысли? Что она безжалостно отказала человеку, который, как известно, был очень хорошим, любил ее страстно и к которому она всегда питала чистейшую дружбу? Нет, не такие были ее думы, они не имели никакого отношения к этому отказу. Думы ее унеслись к годам, давно прошедшим, и остановились на светлых тихих днях, когда она воображала, как была бы любима им и что сама его любит. О, как часто с тех пор она упрекала себя за эти дни и приучала себя думать, что ее мечты были чересчур смелы. И вот она дождалась всего этого. Единственный человек, который ей нравился, любил ее. Тут она вспомнила один день, когда почти гордилась тем, что Кросби восхищался ею, день, когда была почти уверена, что пленила его, и при этом воспоминании она покраснела и два раза ударила ногой по полу. «Милая, дорогая Лили! – сказала она про себя. – Бедная Лили!» Впрочем чувство, которое вызвало ее думы о сестре, не имело ни какой связи с тем чувством, которое заставило ее думать о Кросби.
И этот мужчина, Крофтс, любил ее все это время, такой бесценный, несравненный мужчина, который был столь же верен, сколь другой вероломен, у которого душа столь же была чиста, сколь у другого грязна. Улыбка не сбегала с ее лица в то время, когда она, размышляя об этом, сидела и смотрела в огонь. Ее любил человек, любовь которого стоила того, чтобы дорожить этим чувством. Она сама еще не знала, отказала ли ему или приняла его предложение. Она еще не задала себе вопрос: как надо было поступить ей? Об этом необходимо было много-много думать, но необходимость эта не представлялась еще настоятельной. В эту минуту, по крайней мере, Белл могла быть спокойна и довольна, и она сидела торжествующая, пока старая няня не пришла сказать, что внизу ее ожидает мама.