. Значит, мой джентльмен опять ушел! Вот мне и досталось – не разгуливай! Не так ли, мисс Спрюс?
Ложась спать в эту ночь, мистрис Ропер решилась во что бы то ни стало отделаться как можно скорее от своих семейных постояльцев.
У Лили была хорошая конституция тела, и ее выздоровление не сопровождалось ни возвращением болезни, ни продолжительной слабостью, но, тем не менее, ей не позволяли вставать с постели несколько дней после того, как горячка миновала. Во все это время доктор Крофтс приезжал каждый день. Напрасно мистрис Дейл умоляла его не делать этого, и говорила, что чувствует себя обязанной не принимать более его визитов, когда надобность в них совершенно окончилась. Крофтс отвечал ей или шутками, или вовсе ничего не отвечал, а все-таки продолжал ездить ежедневно и почти всегда в тот же самый час, именно когда вечерело, так что ему было возможно просидеть четверть часа в сумерках и потом возвращаться в Гествик впотьмах. В это время Белл получила разрешение входить в комнату сестры. Она всегда встречалась с доктором Крофтсом у постели Лили и ни разу не оставалась с ним наедине после того дня, когда он нерешительно признался ей в любви, и когда она так же нерешительно отказалась принять его предложение. Она виделась с ним наедине только на лестнице или в гостиной, но не оставалась с ним разговаривать, как бывало прежде, а разговоров о любви тем более не было.
Белл никому не говорила о предложении Крофтса. Лили, если б оказалась на ее месте, по всей вероятности, тотчас рассказала бы все матери и сестре, но ей не доводилось и оказываться в таком положении, в каком находилась Белл во время признания доктора в любви. Что бы ни было говорено с нею, во всяком случае, она после свидания непременно рассказала бы об этом без всякой утайки. Она бы объявила, любит или нет того человека, могла ли его любить, и дала бы ему ответ верный и определительный. Белл этого не сделала и отвечала доктору если и верно, то неопределенно. А между тем, когда Белл удалилась и стала размышлять о случившемся, она была счастлива, довольна и почти торжествовала. Она не задавала себе вопроса, следует ли ожидать от доктора Крофтса дальнейших объяснений, не зная, в чем могли состоять эти объяснения, а все-таки была счастлива.
В это время Лили сделалась капризной, резкой в словах, позволяла себе маленькие причуды по праву выздоравливающей, в виде компенсации за прежние страдания и лишения. Она притворялась, что очень беспокоится насчет своего обеда, и уверяла, что в такой-то день выйдет на воздух, пусть себе доктор Крофтс повелевает как знает.