Распоряжения же Ацелия можно было обобщить фразой — гарнизон должен быть готов ко всему, даже к нашествию разумных лошадей, чьи неразумные собраться вымерли более четырех веков назад по ошибке человеческих магов, и потому они хотят сделать со всеми магами вещи, о которых в приличном обществе говорить неприлично. Это образ преследовал Парина и на следующий день. Претор-легат вообще был щедр на столь шокирующие сравнения. Этим он и поддерживал свой статус самого большого чудака в войсках. Зато, в случае если одна из этих бед случалась, все говорили какой умный у них претор-легат. Впрочем, гордость длилась не долго, снова сменяясь раздражением. При этом, как заметили Карин и Пенек, Ацелий был столь часто прав, что магам пора бы было бояться разумных лошадей…
Системы в том, как Ацелий раздает прозвища, Парин пока не увидел. Но за этот день он и правда поверил, что такой человек мог провести революцию в тактике имперских легионов и заставить всех следовать этой новой тактике. За день он расспрашивал Карина и Пенька о их начальнике, и если Карин отвечал немногословно, то Пенек обожал поболтать. Он рассказал массу информации обо всем, о себе, о корпусе, о городе, о Карине, на что тот недовольно ворчал. Ну, и конечно же, очень много Пенек говорил про Ацелия. Оказалось, что шутка про пьянство по понедельникам, не шутка. Дело в том, что Ацелий был женат и жену очень любил, детей у них не было. Умерла она пять лет назад, в понедельник. Поэтому, претор-легат теперь отмечает каждый понедельник неумеренными возлияниями. Парина сразу предупредили, что должность адъютанта предусматривает составление компании Ацелию в эти сложные для него периоды. Отказавшись участвовать в такой попойке, последний адъютант и потерял свое место. Парину это сильно не понравилось. Так как он не общался с другими оруженосцами, то и в их пирушках-попойках не участвовал.
Второй день на адъютантской службе проходил также. Претор-легат оставил Парину в сопровождение только Пенька, но сегодня юноше требовалось уже не так часто отдыхать. С удивлением он обнаружил, что, заставляя себя вчера двигаться, начал чувствовать себя лучше, чем пока лежал в палате лазарета. К нему вернулся аппетит. Да и о потере руки Парин почти не думал, времени не было. А вечером, добравшись до комнаты адъютанта, он просто рухнул на кровать и не раздеваясь уснул. В очередной раз Ацелий доказал, что его методы хоть и странные, но рабочие. К тому же Парина все больше стали интересовать дела претор-легата. Часть замыслов своего нового начальника он схватывал на лету, но иногда они ставили его в тупик. И это было еще интереснее. Он обдумывал варианты, и, если так и оставался в недоумении о причинах приказов Ацелия, задавал вопросы. Ответы следовали в издевательской манере, но очень подробные. Парин понял, что Ацелий просто-напросто мыслит не так, как большинство других военных. Юноше это нравилось, ведь он тоже так и не стал своим в войсках.