– В городе есть надежные части? – спрашиваю у Смушко.
Тот кивает. Я облегчённо вздыхаю, но дальнейшие слова начальника способны повергнуть в уныние:
– Суммарно наберётся где-то три роты. А в учебном батальоне солдат чуть меньше, чем в обычном полку.
Не знаю, какие сейчас штаты в пехотных полках, но в моё время это где-то около тысячи. Двумя ротами с такой оравой не справиться.
– Что будем делать? – задаёт общий вопрос за всех Миша.
– Обороняться и тянуть время, – отвечает Смушко. – Оно играет за нас.
Осада была вялотекущей: наблюдался тот случай, когда по-настоящему буйных мало, а одного из вожаков мы изолировали. Время от времени в нас постреливали, то и дело пули чиркали по стенам, однако на серьёзный приступ никто не шёл.
Поскольку и нам было носу не высунуть, ситуация складывалась патовая.
Телефонная связь пропала: то ли перебили провода, то ли по Ленинским заветам захватили и телефон, и почту, и телеграф. Последние новости, которые успели передать извне, оптимизма не внушали. Власть в городе захватили мятежники. И, что могло бы показаться забавным, не происходи это сейчас и со мной, каждая из сторон конфликта считала другую контрреволюционерами.
От такого дикого сюрреализма мозги могли вскипеть у кого угодно, не только у меня. А ведь люди уже несколько лет живут с этим.
Из допроса комбата я понял, что буча в батальоне началась сразу после арестов, устроенных ГПУ. Похоже, под горячую руку чекистов попал не только Раздобреев, но и несколько бойцов, не замешанных в эту дикую историю с грабежами. Может, со временем в ГПУ и сами бы разобрались что к чему и выпустили бы непричастных, но было поздно: в части полыхнуло и ещё как.
Комбат сам был замазан в грязные делишки Раздобреева, если бы правда всплыла – его бы ждала незавидная участь. Он не нашёл ничего лучшего, как оседлать этот процесс и направить в нужное русло.
Как он собирался выпутываться дальше? Какие у него были планы после захвата власти? Есть люди, которые живут даже не сегодняшним днём, а только текущим моментом. Комбат Федотов принадлежал к этой когорте.
Он сидел напротив меня, жалкий, съёжившийся, губы у него тряслись – а у меня чесались руки проехаться ему по физиономии. Если есть на свете справедливость, гадёныш обязательно получит своё – успокаивал я себя.
Федотов словно прочитал мои мысли – бросил короткий взгляд в мою сторону и сейчас же короткая судорога свела его рот.
– А как же комиссары? – печально спросил Смушко.
Федотов зыркнул исподлобья.
– А что комиссары? Комиссарам тоже жить хочется. Разбежались комиссары.