Не люблю нищих калек. За чувство вины, что сам ты здоров и в твоем кармане съежились гармошкой спасительные банкноты. За назойливое напоминание, что жизнь человеческая в любой момент может треснуть, надломиться и отбросить тебя под полыхающую неоновую витрину. Очень редко подаю нищим. Не потому, что жаль денег, а из чувства сопротивления навязчивой христианской морали, которая настырно твердит:
Ты должен поступать так…
Ты должен делиться…
Ты должен…
Никому и ничего я не должен! А если и захочу с кем-то поделиться честно заработанными рублями, то без чужой подсказки.
Собираюсь пройти мимо и на этот раз, но рука сама вытаскивает из кармана смятую десятку и опускает в пластмассовое корытце. В быстром полупоклоне успеваю заметить на дне несколько одиноких монет и услышать за спиной благодарственное «Спаси вас бог!»…
Что же он тебя не спасет? Прячется за черными рясами и золотыми куполами. Откупается скудными подаяниями прохожих…
Сворачиваю к особняку. В нескольких окнах горит свет. Уютный чистенький дворик. У входа одинокий «геленваген» — испанца?
На железной двери кодовый замок. Любопытный глазок видеокамеры изучает мою норковую шапку. Нажимаю кнопку звонка.
— Говорите, — сурово откликается динамик.
Произношу свою фамилию и, сверяясь с бумажкой, имя испанца. Сим-сим откройся! Яви мне золотые горы, молочные реки и кисельные берега! Замок щелкает и запускает меня в тесный тамбур. Толкаю вторую дверь и оказываюсь перед стеклянной кабинкой охранника. Вокруг полумрак, только этот гигантский аквариум с широкоплечей фигурой в пятнистом камуфляже наполнен ярким светом. Диковинная человекорыбина по ту сторону стекла с любопытством изучает меня, а я ее. Суровое лицо, взгляд с подозрительным прищуром, белесый ежик короткой стрижки.
— Добрый вечер. Документы при себе есть?
Озадаченно роюсь в кармане. Про документы меня не предупредили.
— Только это, — просовываю в окошечко заламинированный прямоугольник — пропуск в офисный центр, где находится мое рекламное агентство.
Охранник исподлобья сверяет фотографию с моей физиономией. Неторопливо записывает данные в журнал и возвращает документ.
— Поднимитесь по этой лестнице на второй этаж, а там — последняя дверь в конце коридора. Вас уже ждут.
По тому, как он это произносит, понимаю, что для каждого маршрута у него заготовлены четкие словесные формулировки — «наверх… прямо… пройдете… направо…»
Взбегаю по лестнице и чувствую, как меня подталкивает в спину колючий сторожевой взгляд. Сворачиваю в коридор и замедляю шаг — здесь я уже вне пределов видимости. Похоже, в здании совсем недавно сделан капитальный ремонт. Ощущается необжитость пространства. Чистые стены без грязных штрихов и сальных пятен, одинаковые двери без табличек, в темной рекреации зачехленная мебель и коробки с оргтехникой. Слабый, но все же еще ощутимый запах штукатурки, краски и облицовочного пластика.