Другой важной победой Столыпина в период III Думы было одобрение ею аграрной реформы, которую Пётр Аркадиевич ставил во главу угла своей внутренней политики. Отстаивая свой взгляд на крестьянское землеустройство, он говорил: «Правительство желает поднять крестьянское землевладение, оно желает видеть крестьянина богатым, достаточным, так как где достаток, там, конечно, и просвещение, там и настоящая свобода… Но для этого необходимо дать возможность способному, трудолюбивому крестьянину, то есть соли земли Русской, освободиться от тех тисков, от тех условий жизни, в которых он в настоящее время находится. Надо дать ему возможность укрепить за собой плоды трудов своих и предоставить их в его неотъемлемую собственность… Была минута, и минута эта не далека, когда вера в будущее России была поколеблена, когда нарушены были многие понятия; не нарушена была в эту минуту лишь вера царя в силу русского пахаря и русского крестьянина!»[89].
Указ 9 ноября 1906 года, позволивший крестьянину выходить из общины и становиться индивидуальным и наследственным собственником земли, имел огромный успех. 13 % общинных земель перешли в индивидуальную собственность крестьян. Накануне революции Россия была готова превратиться в страну земельных собственников, которые быстро обогащались. В столыпинские годы Сибирь, ставшая местом переселения малоземельных крестьян, впервые стала поставлять на экспорт продукты сельского хозяйства — зерно, масло, яйца. Накануне февральской революции крестьянам на началах собственности и аренды принадлежало 100 % пахотной земли азиатской и 90 % европейской России.
Экономическая база революционных волнений в деревне была ликвидирована. Почему же в 1917 году крестьянство так охотно откликнулось на эсеровские и большевистские лозунги? Историкам ещё предстоит изучить этот вопрос. Мы же можем указать на социально-психологические и нравственные аспекты реформы.
Некоторые мифы, укоренившиеся в то время в головах людей, создавались усилиями революционной пропаганды. К ним относятся целые аграрные теории того времени, основанные на несостоятельном тезисе о засилье помещичьего землевладения в деревне, о мнимом малоземелье крестьян. Их авторы намеренно фальсифицировали факты, несмотря на реальное сокращение помещичьих земель и рост крестьянского землевладения (к 1918 году на одну дворянскую десятину приходилось 5,5 крестьянских против двух в 1894 году). Русскому «малоземельному» крестьянину, имевшему от 1 до 5 десятин, позавидовал бы любой крестьянин Германии или Дании