Жандармы оказались не так тупы и в начале июля арестовали автора.
В крепости страха у Дмитрия не было вовсе. Он не боялся ни усатых жандармов, ни грозных судей в шитых золотом мундирах, ни самого царя. Стены узкой камеры для него не были тесны. Еду приносили с офицерской кухни, и она была вполне прилична. После следствия по его настойчивому ходатайству ему было позволено заниматься литературным трудом. И он трудился.
Целыми днями, не зная усталости, Писарев исписывал страницу за страницей, передавая по пятницам готовые статьи на волю. Имя страдальца за передовые идеи стало ещё более известным. Статьи Писарева в «Русском слове» и других журналах зачитывались вслух в студенческих аудиториях и возникавших коммунах.
«Долой литературу!» – читали молодые люди и задумывались: а в самом деле, какую практическую пользу приносит литература? Что конкретно дают мужику стишки Пушкина и Фета? Мужику нужнее печной горшок да смазные сапоги! «Основной принцип всей человеческой деятельности заключается везде и всегда в стремлении человека к собственной выгоде…» – а ведь верно, признавали сыновья мелких чиновников, дворян и священников. Без иносказаний автор показывал неприглядную роль римских пап, всяких Бонифациев и Климентов – а чем лучше наши святоши в чёрных рясах?
Караульные солдаты, заглядывая в глазок, удивлялись: и как этому барину не надоедает писать да писать, и как у него рука не онемеет?
Писарев не чувствовал усталости. Он совершал важнейшее и необходимейшее дело. Никто не знал, что давно, два года назад, он достиг вожделенной огненно-красной истины! Он вкусил от неё, просветился и окреп духом, страхи отступили. Ему дан был дар пророка!
Если бы только не слёзные материнские письма с призывами смириться, покориться и молиться; если бы только не ежедневные посещения настоятеля Петропавловского собора протоиерея Василия Петровича Палисадова…
Отец Василий искренне жалел Писарева, уделял ему особое внимание, старался облегчить одиночество беседами. Поначалу Дмитрий поддался, поверил, размяк, однажды заплакал при чтении псалма Давидова: Сердце моё смятеся во мне, и боязнь смерти нападе на мне. Страх и трепет прииде на мя, и покры мя тьма.
А как-то ночью пришло разъяснение: этот поп – шпион! Подослан от III Отделения!
С тех пор Писарев выслушивал беседы протоирея с величайшим раздражением, перебивал его и в лицо смеялся – пусть знает, что раскусили!
В последний свой приход отец Василий лишь молча перекрестил узника и положил на стол книгу. Почему-то Писарев похолодел, с трепетом глянул на книгу… и вдруг, подчиняясь неводомой силе внутри, схватил и бросил её в спину священнику.