– Ах, голубчик, – Мамонтов отчаянно не успевал за стремительной походкой Гучкова, стремящейся в любой момент перейти в рысь, – с этими драгоценностями столько мороки! Начиная с того, что все ревизоры золотого запаса – из контрразведки, и заканчивая тем, что каждый из них проверяет свою крохотную часть и даже представления не имеет, что творится у соседа. Результаты ревизии упаковываются, пломбируются и отсылаются статс-секретарю Ратиеву[34]. А что он делает с ними, сам разбирает или ещё куда пересылает, уже никому не ведомо.
– И что, никто не может сказать, сколько тут собрано? – Гучков кивнул на склады, украшенные постами, как елка – новогодними игрушками.
– Не меньше трех миллиардов, если по нонешнему курсу, – уверенно заявил Мамонтов, прикрыв глаза и несколько секунд беззвучно пошевелив губами.
Стоявший на посту вольноопределяющийся зыркнул глазами в сторону прогуливающихся барчуков и глубже спрятал нос в постовой тулуп – мороз пробирал до косточек, а стоять на часах предстояло «до сосульки в носу», как говаривал ротный фельдфебель, или по-новому – старшина.
* * *
Император смотрел вслед генералам Поливанову и Шуваеву. Чем дальше удалялись они по коридору, тем больше хотелось окликнуть их, вернуть и предложить остаться в штабе, послать кого-то вместо себя. За свою жизнь он привык посылать людей на смерть и относился к этому как к неизбежным издержкам профессии высшего должностного лица в государстве.
Немецкий публицист Курт Тухольский написал на приход к власти нацистов: «Der Krieg? Ich kann das nicht so schrecklich finden! Der Tod eines Menschen: das ist eine Katastrophe. Hunderttausend Tote: das ist eine Statistik!»[35].
Сталин повторил эту фразу в 1941 году перед членами Советского правительства, поставив в конце знак вопроса, когда некоторые пытались оправдать преступное бездействие генералов, повлекшее катастрофу первого года войны. И этот знак вопроса остался с ним на всю оставшуюся жизнь. Кто и когда имеет право посылать на смерть других людей, даже если они готовы отдать жизнь за Отечество? Чем и как он должен расплачиваться за это? Когда оправдано такое жертвоприношение?
Память бывшего семинариста услужливо рисовала образ Сергия Радонежского, посылающего своих монахов Ослябю и Пересвета на верную смерть на Куликово поле. Или всё же не на смерть, а на вечную жизнь? Ведь смерти как небытия не существует, теперь он знает это точно. Существует только смерть забвения, и она постигает всех, кроме героев. Их помнят века. Да… Как же он забыл?! Надо обязательно и немедленно внести в орденский капитул возможность награждения посмертно. Внести и надеяться, что генералы Шуваев и Поливанов выживут. Каждого он лично знал ещё в прошлой жизни: Поливанова – как члена Военно-законодательного совещания при Реввоенсовете, Шуваева – как начальника штаба Петроградского военного округа РККА. Сейчас они – главные тыловики империи и носители особо секретной информации. Так думают сами генералы и так думают враги. Он сказал обоим на прощание: «Помните, у нас нет ни одного секрета, который бы стоил вашей жизни!»