Вот оно что. Значит, она чистюля. Я кажусь ей недостаточно стерильным для того, чтобы быть допущенным к телу. Что ж, знали мы и таких.
– Ладно, – согласился я. Залпом допил остатки вина и потопал в холл.
Ванная ослепила меня огромными зеркалами и обилием всяких блестящих бутылочек и скляночек. На крючке действительно висело большое махровое полотенце с вышивкой по краям. Оглядев всю эту красоту, я разделся и встал под душ, привычно держа загипсованную руку на отлете. Горячие струи постепенно вновь раззадорили меня. Кровь заиграла, я почувствовал прилив сил и ненасытное желание. Одним махом выпрыгнув из ванны, я досуха растерся мохнатым полотенцем и, обвязав его вокруг бедер, вышел в коридор.
Из приоткрытой двери спальни сильно сквозило. Видно, Маша любила заниматься сексом на свежем воздухе. Я невольно усмехнулся, переступил порог и застыл на месте.
Окно было распахнуто настежь. Маша стояла на подоконнике, одной рукой держась за раму, а другую прижимая к груди. На бледном лице ее застыла решимость.
– Ты… – Я проглотил крик.
Одно неверное движение, просто звук – и она полетит вниз. Двенадцатый этаж! Верная смерть! Маша медленно отвернулась от меня и уставилась взглядом в черноту за окном. Один Бог знает, что она там видела. Наверное, что-то видела, раз без страха стояла на узком подоконнике. Ситуация была совершенно критическая. Мало того, что меня застали рядом с телом отца, так теперь я окажусь в квартире, из окна которой выбросилась его бывшая жена. Не многовато ли трупов на одного дохлого неудачника?
Маша вдруг вздрогнула всем телом и обернулась. В глазах ее застыл ужас. Я понял, что она очухалась и не хочет умирать. Но и слезть с подоконника так просто она уже не могла. Страшная, бездонная пропасть манила ее, не отпускала. Она смотрела на меня с мольбой.
– Тихо, – как можно спокойней произнес я. – Тихо, не делай никаких движений. Просто стой, как стоишь. Стой и не шевелись.
Она кивнула. Я видел, как трясутся ее губы.
– Все хорошо. – Я сделал шаг по направлению к окну. Всего шаг. Нет, не шаг, маленький шажок. Мне казалось, я иду по раскаленным углям. Миг – и Маша рванется и прыгнет. Но она стояла, не шевелясь, глядя на меня в упор огромными черными глазами. В них было столько боли и отчаяния, искреннего, неприкрытого, что я почувствовал жалость.
– Все хорошо, – приговаривал я и все шел крохотными шагами навстречу распахнутому окну…
Она упала мне на здоровую руку, свалилась, точно куль с мукой. Я и не думал, что она такая тяжелая. Ее волосы свисали мне на грудь, лицо было мокрым и холодным. Я с трудом отнес ее на кровать, укутал одеялом со всех сторон, как ребенка. Затем накрепко закрыл окно. Маша лежала под одеялом и дрожала, будто у нее был жар. Ее белые зубы громко стучали друг о дружку. Я сел рядом с ней, погладил по голове.