Срок наказания Судоплатову П. А. исчислять с 21 августа 1953 года.
Судебные издержки по делу отнести за счет осужденного. Приговор окончательный, в кассационном порядке обжалованию не подлежит.
12 сентября 1958 г.».
Хотелось бы обратить внимание читателя на следующие моменты. У Судоплатова разрыв между арестом и вынесением приговора составил более пяти лет. У его заместителя и товарища Эйтингона следствие длилось почти четыре года. Все это время генералы обращались в высокие судебные инстанции, требуя справедливости. Они не просили выпустить их на свободу. Они просили лишь разобраться в их деле. Они хотели, чтобы по их вопросам были приняты хоть какие-то решения. Но как раз этого Хрущев и его подручные сделать не могли. Ведь у них не было ни оснований, ни документов, ни свидетелей, чтобы обвинить Судоплатова, Эйтингона и других незаконно посаженных в тюрьмы людей. Они тянули время, изобретали предлоги, ловчили, чтобы эти основания сфабриковать.
Дети Наума Эйтингона Муза Малиновская и Леонид Эйтингон в своей книге «На предельной высоте», посвященной родителям, пишут: «Затягивая расследование надолго, подручные Хрущева надеялись только на то, что измученные долгим заключением и желая поскорее положить этому конец, арестованные сотрудники спецслужб начнут оговаривать и себя, и других. Другим соображением было то, что дело Берии, дескать, было давно закрыто и возвращаться к нему незачем; что же касается материалов по этому давно закрытому делу, то они якобы являются надежным свидетельством того, что и Эйтингон, и его начальник Судоплатов выполняли многочисленные приказы Берии, а среди этих приказов неизбежно должны были быть и приказы по ликвидации личных противников Берии. Эти соображения являлись для судей достаточным основанием для обвинения и вынесения приговора. То было воистину новое слово в юриспруденции!»
О том, что Судоплатов и его заместитель Эйтингон оказались жертвами кремлевских «разборок», достаточно красноречиво говорит и такой эпизод, который произошел с ним после объявления приговора:
«Вскоре я уже был во внутренней тюрьме Лубянки. У меня началась страшная головная боль, и надзиратель даже дал мне таблетку. Я все еще не пришел в себя, когда меня неожиданно отвели в кабинет Серова — бывшие владения Берии. Мрачно взглянув на меня, Серов предложил сесть.
— Слушайте внимательно, — начал он. — У вас будет еще много времени обдумать свое положение. Вас отправят во Владимирскую тюрьму. И если там вы вспомните о каких-нибудь подозрительных действиях или преступных приказах Молотова и Маленкова, связанных с теми или иными делами внутри страны или за рубежом, сообщите мне, но не упоминайте Никиту Сергеевича. И если, — заключил он, — вы вспомните то, о чем я вам сказал, вы останетесь живы и мы вас амнистируем.