— Что случилось, Роберт? — кричу я.
— Хороший вопрос! — У Извековича дрожат губы. — Обгонял какой-то идиот, по встречной — фура, идиот не успевал, спихнул меня, мы врезались в дерево, фура ударила идиота, его перевернуло, лежит кверху колесами, в кювете напротив.
— Ольга?
— Головой. О ветровое. Не была пристегнута. На заднем сиденье лежала бутылка кваса, бутылку бросило вперед, ударило о приборную доску, бутылка лопнула. Представляете? Какой был удар! Брюки вот испортил, все квасом залило. Помогите встать.
Санитар закрепляет носилки. Закрывает дверцы.
— Тут еще какая-то сумасшедшая девка на лошади прискакала. С каким-то в тряпки забинтованным придурком. Визжала. Возьмите! Он ранен! Он выполнял задание! Какое еще задание? Бред!
— Где они? — Я ставлю Извековича на ноги. Он легкий, качается, волосы стоят дыбом, у него узкий, острый череп, рассыпавшаяся прическа открыла лысину.
— Придурка закинули в «скорую», девка ускакала прочь. В поля. В далекие поля. В далекие ночные поля.
— А вы?
— Тоже головой. В глазах до сих пор то темнеет, то что-то вспыхивает.
Силы оставляют Извековича. Он заваливается на меня. Теперь он неожиданно оказывается тяжелым. Пытаясь его удержать, я оступаюсь, мы вместе с ним летим в глубокую, бесконечно глубокую придорожную канаву. Последнее, что я вижу после того, как потерял равновесие, и до того, как ударяюсь головой о что-то шершаво-твердое, — стоящий на краю обочины ангел, все тот же серый костюм, полуоторванный рукав, косо сидящие на носу очки, одно стекло в мелких трещинках, в конец испорченные свежими царапинами ботинки, левая рука свисает плетью, ангел курит, пускает упругими кольцами дым в безветренную, замершую, светлую ночь, и за время моего падения успевает выпустить целую серию колец, идеально круглых, набегающих друг на друга, друг друга пожирающих, сливающихся в одно огромное кольцо, крутящееся в безветрии, искрящееся, улетающее ввысь.
— Антон Романович! И вы тут! — говорит ангел. — Как наши дела? От вас никаких вестей. Вы хоть что-то собираетесь делать? Получается как-то неаккуратно. Вы что, вместе с коллегами собирались уехать? Бежать? Дезертировать? Антон Романович, так не пойдет, мы договаривались, и вы обещали… Что? Вы — сделали? Я ведь ничего не знаю, мне не докладывают, нет помощников, референтов, я не глава города, не губернатор, хорошо, хорошо, Антон Романович дорогой, но я все же проверю, если вы не возражаете, надеюсь, что не возражаете, еще бы вы возражали — возражения ничего не меняют, как, впрочем, и слова поддержки, если кто-то рискнет поддержать, а у меня ведь многочисленные травмы мягких тканей, рука вот, кажется, сломана, возможно, сотрясение, нога вот плохо сгибается, машина совсем новая… Сменщик жаловался — вы за поездку не заплатили, можете мне заплатить, я передам …