После возвращения Зайкира прошло несколько дней, и эймир как будто пошел на поправку. Сначала он стал садиться без посторонней помощи, а затем и вставать. Рун воспряла духом, начала улыбаться и спать по ночам, а на исходе второй недели произошло то, чего так опасался эймир, – она вдруг засобиралась в дорогу.
Вещей у нее было немного, так что сборы оказались короткими. Сложив все в небольшую дорожную суму, девушка попросила у эймира коня. Он готов был отдать ей любого скакуна из своих конюшен и выделить людей для сопровождения, но она хотела ехать одна. Теперь, когда можно было, наконец, всерьез надеяться на то, что Заитдан не умрет, Рун не могла больше думать ни о ком, кроме дочери. В конце концом, ему удалось уговорить ее взять с собой хотя бы Зайкира. «Он преданный и надежный человек, – увещевал эймир, – бывалый путешественник, искусный воин. Одни только боги знают, что может случиться с одинокой девушкой в пути. Я не могу отпустить тебя совсем без защиты!»
Рун и самой было страшно. Что она будет делать, куда пойдет? Если Айрис не окажется в замке Бодрейва, где она станет ее искать? Сможет ли она защитить свою дочь от опасностей этого мира: суеверного страха, зависти, злобы, дурных людей? Здесь, во дворце, ей было так спокойно – никогда прежде девушке не доводилось быть под чьей-то защитой, за исключением того раза, когда Венельд – воспоминание резануло болью – спас ее от костра… Эймир Заитдан не отвернулся от нее, даже узнав, что она ведьма, – даже догадавшись, что она отравила его! Девушка все еще мучилась чувством вины и не могла более злоупотреблять гостеприимством эймира. Нужно уходить.
Прощание было коротким. Рун заранее научила придворного лекаря готовить необходимые снадобья, так что хотя бы об этом можно было не беспокоиться. Заитдан сидел на своем ложе в окружении шелковых подушек, мрачно наблюдая за тем, как она в последний раз проверяет содержимое своей сумки. На душе у него было тяжко. Девушка на него не смотрела.
– Послушай, – начал было он, но она умоляюще сложила руки, и эймиру пришлось замолчать. Рун кусала губы, стараясь сдержать непрошенные рыдания. Все на месте. Пора. Подняв, наконец, глаза на властителя Сантаррема, она коснулась рукою лба, а затем сердца и склонила голову в традиционном поклоне:
– Да благословят тебя боги, эймир! Да продлятся дни твои вечно…
Губы ее дрожали, голос срывался. Не в силах более сдерживаться, она отвернулась и шагнула к двери – хрупкая, беззащитная и такая несчастная. Глядя ей вслед, эймир вдруг совершенно отчетливо понял, что не может ее отпустить.