— Конечно, ребенок был медлительный. Но не глухой. Он бы услышал приближение поезда.
— Может быть, он заснул? — предположил Хальдерсон.
— На рельсах? Это все равно, что на гвоздях, будто какой-нибудь шейх.
— Факир, — поправил Гас.
— Чего?
— Так делают не шейхи, а факиры.
— Какая разница.
Дойл шумно присосался к бутылке.
— Я только хочу сказать, что в смерти этого ребенка много непонятного. На этих путях я задерживал кучу бродяг. Парней, от которых любая мать откажется. Вы не представляете, что творится у них в голове.
— Но ведь не все они такие, — сказал Хальдерсон.
— Достаточно встретить одного неправильного человека в неправильном месте в неправильное время. Этот мальчишка был такой простак — легкая добыча.
— Ты правда так считаешь? — спросил Гас.
— За годы, пока я ношу форму, я навидался такого, что тебя бы наизнанку вывернуло, — сказал Дойл. Он поднес было бутылку к губам, как вдруг заметил возле автомата нас с Джейком, явно подслушивающих. Он опустил бутылку и поманил нас к себе. — Идите-ка сюда, вы двое.
Джейк посмотрел на меня. Ему меньше всего хотелось присоединяться к этим людям. Я же ничуть не возражал против участия в закулисных разговорах и соскользнул со стула. Джейк нехотя последовал за мной.
— Вы дети проповедника?
— Да, сэр.
— Вы когда-нибудь играли на железнодорожных путях?
Этот же вопрос он задавал несколько дней назад в полицейском участке. Возможно, задать этот вопрос снова его заставили две опорожненные пивные бутылки, или он забыл, что уже задавал этот вопрос, или забыл, что я ответил, когда он задавал этот вопрос, или это был такой полицейский приемчик — раз за разом задавать один и тот же вопрос, чтобы посмотреть, удастся ли смутить испытуемого. Меня смутить не удалось.
— Нет, — соврал я. Как и раньше.
Лоб у него напоминал широкий выступ гладкой скалы. Глубоко посаженные глаза переместились на Джейка.
— А ты?
Джейк не ответил.
— Ну, малец?
Джейк скривил губы и попытался ответить.
— Давай, выкладывай.
— Он заикается, — сказал Гас.
— Я вижу, — резко оборвал Дойл. — Скажи правду, малец.
Дойл, похоже, до смерти перепугал Джейка. Наблюдать за братом было мучительно. Он наморщил лицо и смотрел на Дойла исподлобья, мрачно и угрюмо. Наконец Дойл не выдержал и свирепо мотнул головой.
— Ладно, хорошо.
Я ненавидел этого человека. За то, что он обрек Джейка на пытку — и не добился никакого результата.
— Отец не разрешает им играть на путях, — сказал Гас.
— Думаешь, они туда не ходят?
Дойл метнул в меня взгляд, в котором таилось нечто заговорщическое, как будто он меня знал и не вполне осуждал за то, что было ему известно. Как будто мы отчасти были братьями.