— Что ж, любопытная концепция. Только по мне — и хорошо, и правильно! твердо заключил Якобсон, подумав. — Человек должен всего добиваться сам. В каждом обществе есть своя романтика. А откуда взяться пониманию? Вместо того, чтобы наживать, прикапливать капиталец, русские берут и умирают за какую-нибудь идею!
— Вы, Соломон, замечательно в точку попали! Так хорошо сказали, что и добавить нечего! — весело сказал Вадим. — Русские, живя бедно, пишут музыку, книжки, летают в космос, обгоняя "саму" Америку! Где так много еды, где так много денег! Откуда у русских наука, искусства? Ведь они живут без Комфорта!
Якобсон пожал плечами:
— Не понимаю вашей иронии. Это, действительно, парадокс, но лучше б его вовсе не было… ибо всякие там достижения в России появлялись из-под палки, надеюсь, это вы не станете отрицать? Абсурд — жить в нищете и заниматься, якобы, каким-то творчеством! Что может сделать личность, пусть и с задатками, но получившая серенькое образование, не привыкшая к свободе выбора. Живя в замученной стране, где нет свободного взгляда на вещи, нет воздуха, в отсталой стране, где ничто не работает!
— Вы, Соломон, как многие в России, свою страну всерьез презираете, но с ней вместе и себя считаете неполноценным.
Якобсон хмыкнул. Илья отвел глаза.
— Может быть, здесь свободы больше, — заметил Вадим, — но давайте посмотрим, как они ее используют: люди с университетским образованием не знают собственную культуру. Шекспир кажется им никчемным барахлом! Я слышал это от англичан — физиков, биологов. Им не интересно! Что-либо иностранное знают по Голливудской дребедени, и ничтожная вероятность, что они захотят узнать русскую культуру, разобраться, сделать выводы. Они презирают то, что вне их бытовых интересов.
— Кто здесь будет интересоваться русской культурой, Вадим! — воскликнул Илья. — Знаешь ли ты, — обернулся он к Якобсону, — что в университете на кафедре русского языка обучается по четыре-шесть человек на каждом курсе!
— Ты хочешь сказать в каждой группе?
— Нет, на курсе!
Якобсон вытаращил глаза и не нашелся, что ответить.
— Западному человеку, — подтвердил Вадим, — на Россию совершенно наплевать, но если искренне, то это — глубокое подозрение. В России смесь бедности в каждодневной жизни и достижения в остальном. Это абсурдно, это даже пугает. Ну как можно писать стихи и не иметь две машины на семью?! Запад чисто по Марксу живет, хотя Маркса они ненавидят: бытие определяет сознание: две машины больше вдохновляют писать, чем одна! Притом сначала машины. И зачем эти стихи нужны? Хотя если от них доход… Здесь пропасть между небуржуазным русским характером с его ценностями и местным прагматизмом.