— Ну нет, — вскричал Илья, — это софистика! Одни таланты, а другие жалкие одноклеточные!
— Но ведь все на Земле несет частицу Божественного волеизъявления. Может быть, она таится в сердце каждого одноклеточного? И самый жалкий, на ваш взгляд, человечишко чувствует и понимает мир так же глубоко, как и вы?
— Глупость! У вас отсутствует всякая логика! — безапелляционно заявил Илья. — Вы прекрасно знаете, что нельзя сравнивать — как его! — он щелкнул пальцами, — тупицу Николая, занятого обустройством золоченых сортиров, и меня! У него нет даже минимального образования!
— Но у него есть сердце!
— Кому нужно его сердце? Сентиментальность! — саркастически рассмеялся Илья. Ему стало очевидно, что тут какая-то чушь.
— Вы полагаете, чтобы понимать людей, нужно образование? — ничуть не смутившись, спросил Вадим.
— Безусловно!
— Значит, люди без образования не понимают ни как устроен мир, ни что нужно человеку для счастья?
— Совершенно верно!
— Любопытно! Тогда как, скажите пожалуйста, люди, создавшие первую школу, поняли, что человеку нужна школа? Ведь они сами были без образования.
— Это противоречит здравому смыслу!
— Вот как.
— Хорошо, вы меня поймали на слове. И все-таки для великих достижений сердце не имеет значения. Женская позиция и отсутствие логики! — заметил он, нимало не смущаясь, что проявил замечательную непоследовательность. — Я всегда непреклонен в своих поступках. И справедлив! Может быть, это кажется слишком жестким… — Илья старался понять, что думает о нем Вадим.
Чувствовалось, что, с одной стороны, он, конечно, потешается над этим "тюфтей", неспособным не только разобраться с полоумной женой, но также брать то, что плывет в руки, над этим хиляком, неизвестно о чем печалющимся, вечно с дурацким взглядом куда-то в пространство, где ничего в сущности нет. Мечтатель? Нет, гораздо хуже. С другой стороны, есть в его рассуждениях что-то мягкое и твердое одновременно, какое-то, безусловно, глупое понимание, но свое и такое, что ему не страшно рассказать и самое тайное, потому что ведь наверняка не осудит, хотя, наверное, не согласиться. Но ведь это от него и не требуется.
"Что же, все-таки, в нем притягательное, почему ни с одним болваном у меня нет поползновения обсуждать мои идеи? С дураками-то сколь хорошо! А этот, кажется, и не дурак — а вот и не легко", — думал Илья, быстро раздражаясь.
— Вы на меня смотрите и думаете, что я подпрыгнуть выше себя захотел, за волосы себя поднять, как Мюнхгаузен. — Илья испытующе смотрел на Вадима, и у него на секунду возникло желание заставить его почувствовать боль, например, рассказать ему, как по- семейному прихлопнули они с Валентиной ее мамашку, но он сдержался. — Осуждаете меня?