Но до того, как они покинули гостеприимный храм, один из продавцов, дружелюбно улыбаясь, обратился к Шустеру с вопросом:
— Простите, пожалуйста, на каком языке вы разговариваете?
— На русском, — Шустер учтиво улыбнулся.
Продавец обернулся к коллеге и радостно воскликнул:
— Что я тебе говорил! Это действительно один из кавказских языков!
Солнце заметно передвинулось, шел шестой час. Сложив покупки в багажник, Шустер повез даму обедать. На улицах и в кафе было много народу, город набирал обороты предновогоднего ажиотажа. Света блаженно отдыхала, размякшая и тихая, в большой задумчивости поглядывая на своего спутника как будто уже иными глазами. Загадочным и медлительным становился ее взгляд. Минут десять ехали они, почти не разговаривая.
Неожиданно, когда машина поравнялась с яркой вывеской, Шустер притормозил и торопливо показал спутнице на вход:
— Смотри, русский ресторан!
— О! — в один голос вскричали оба.
Из дорогой машины вышла дама, убранная мехами, ниспадающими ослепительным каскадом. Света обомлела, с глубоким восторгом разглядывая меха, и, запинаясь, промолвила:
— Такая вещь… Сколько же денег…
— Так ведь жара тридцать пять! — простонал Шустер кривляясь, — она же под мехами потная!
Света не обратила на него внимания.
— Кто это может быть? — робко и даже потрясенно спросила она.
— Ну, конечно, русские! — несносным голосом проблеял тот, — в ресторан приехали!
— Я тоже хочу! — мгновенно вскричала она.
— Детка, мы туда не пойдем!
— Почему?!
— Там невкусно и песни Ободзинского.
— Максик, поворачивай туда!
— Но ведь ты не одета!
Света сверкнула глазами.
— А, черт! — в сильной досаде брякнула она, — ладно, в другой раз.
— Вот и ладушки, в другой раз! — Шустер прибавил газку и свернул на следующем повороте. — Жизнь кончена: есть хочу! — бормотал он, разыскивая свободное место. Покрутившись немного по улицам, они облюбовали уютное кафе. Но в тот момент, когда они собирались втиснуть машину в узкую щель между двумя другими, поближе ко входу, стоявший впереди открытый "Форд" начал пятиться на то же самое место. Шустер не успел опередить его и рассвирепел:
— Аборигенская рожа! — взвизгнул он.
— На себя-то посмотри! — на чистейшем русском откликнулись из открытой машины.
Света разлилась ярким звоночком, вытирая глаза. Рядом качалось мрачное и голодное лицо друга. После долгих мытарств они пристроили машину на соседней улице, дошли пешком до кафе и, разместившись у окна, заказали обед.
Официант разлил вино, и Шустер, почувствовав себя гораздо лучше, поднял первый бокал за красавицу. Зазвенели рюмки, зазвенели голоса. Они переглянулись: он с нетерпением и пылом, она томно, но как будто еще нерешительно, скромно.