— Она как раз понимает, только отвечает по-английски. Дети сюда нормальными приезжают, а через пару лет вот это начинается. В саду и в школе по-английски, потом дома все больше, и — каюк!
— Так, может, надо сказки русские читать, песенки…
— Не помогает. Все поперепробовано. Если ребенок сюда маленьким привезен — от него ничего не останется. Я знаю Вадима. Что он только не делал — все бесполезно. В других семьях тоже самое: дети книг не читают, ничем не интересуются, что в России их сверстники любят. Тут детская жизнь упрощена до предела: телик до ночи, игры с погонями. Тупые мультики с жуткими мордами — смотреть противно.
— А фильмы? Сказочки детские?
— Нина Ивановна, нет здесь детского кино!
— Как так? — недоверчиво покосилась она. — "Золушка", "Морозко", сказки волшебные. Я их, Илюша, больше Светочки смотреть любила!
— Теперь вы об этом забудьте! Чтобы сказку придумать, нужно время — ее не сбацаешь, как джинсы или миллион бутербродов. Так что смотрят дети безвкусную дрянь. И книги никому не нужны. Откуда же взяться развитию?
Илья говорил, все более и более увлекаясь, и очень неглупые вещи. Речь его звучала как бы перед аудиторией на семинаре, ибо он мало обращал внимания на слушавшую его женщину. Она нужна была ему, как удобный объект, в функции которого входило смотреть в рот, не перечить и время от времени вставлять осмысленные замечания. Далеко идущие отступления не одобрялись. Если женщина выдерживала отведенную ей роль до конца, она поощрялась в дальнейшем как умный и интересный собеседник. Что ж поделать, такие истории ежеминутно приключались с Ильей, да, ведь как мы замечали, и не только с ним с одним.
— Я давно наблюдаю за детьми из разных семей, — развивал он тем временем свою мысль, — они все кажутся младше, чем на самом деле. Не то, чтобы тут задержка развития в медицинском смысле, нет — это нормальные дети. Но семилетки обычно кажутся пятилетними, а иногда еще младше.
— Глупенькие, что ли?
— Да, как будто глуповатые. Ничего не знают. М-м-м… реакции у них, как у младенцев, вот что я отметил.
— Почему ж такое получается? — поражалась Нина Ивановна.
Через лужок к ним направился Николай Николаевич и, усаживаясь рядом, спросил:
— О чем у вас беседа идет?
— Николай, много здесь русских из китайского Харбина?
Тот согласно кивнул.
— Вот и твоя Валентина. Как она по-русски говорит?
— Хорошо, ты знаешь.
— Верно. А как получилось, что русские, кто родился в Харбине, так здорово язык сохранили, хотя они ни дня в России не бывали? А дети, которых недавно из России привезли, слушают русскую речь старших, а отвечают по-английски?