Итог подвел Андрей:
— Никакого сталинизма не было. Была сталинщина!
«Странные сборища», — думал поначалу Вальдемар. Но уже через три-четыре гостевания в Доме на набережной, у Каневского — фамилия Андрея, — ему стало ясно, что это вовсе не традиционная дружеская компания, а скорее некий кружок по интересам. Впрочем, нет! Конечно, не кружок — круг! Это новое понятие — круг! — приподнимало Вальдемара в собственных глазах, он прекрасно понимал, что войти в круг — это вам не записаться в кружок, он чувствовал себя причастным к пока неясным, однако суперпрогрессивным стремлениям, которые обуревали собиравшихся у Каневского поклонников грядущего успеха.
Кинулось в глаза, что это были очень разные люди, в угаре зубоскальства, вразброд рвавшиеся к общей цели. Они отличались внешним видом и манерой поведения, они работали в разных НИИ, а кое-кто, как заядлый анекдотчик густобровый Максим, и вовсе был гуманитарием. Но особенно Вальдемара интриговали три странности этих собраний. Здесь никогда не распивали — рыцарей стакана не было. Сюда никто не приходил с женщинами, хотя в личном качестве женщины здесь бывали, бухтели, «выступая» на равных с мужиками, не уступая им в красноречии, но при них было не матерно. Наконец, обращало на себя внимание то, что у Андрея часто появлялись новые говоруны, словно бутылец на пьянку, приносившие с собой самые фантастические слухи-послухи, а завсегдатаи вдруг исчезали. Для Вальдемара такое было в новинку, он не знал, как понимать эту текучку. Но годы спустя, когда довелось посетить кинотеатр, где зрители входили и выходили во время сеанса, ему вспомнились те посиделки в Доме на набережной.
Впрочем, костяк постоянных «кружковцев» все-таки сложился, и осенью, подгадав отпуска, они могучей кучкой полетели в Джубгу. То были незабываемые две недели отдыха. Листая страницы дней, мужики увлеченно чертили на влажном песке какую-то хренотень, фантазируя по части завтрашних жизненных успехов, а жёны или подруги — как Анюта — загорали на лежаках в сторонке. Вечерние программы у каждого были свои, и за счет новых курортных знакомств пляжная компания мечтателей — волна стирала их умозрительные песчаные схемы — разрасталась.
К ним прибились два искушенных по экономической части чувака из Ленинграда, почему-то называвших себя змеиногорцами, с поперечным Госплану состоянием умов. Эти глашатаи истины запомнились безоговорочными наставлениями о скорогрядущей жизни, ибо качество нового важнее количества старого, которое вот-вот будет отринуто. Они принесли с собой весьма подходящий для тогдашних настроений девиз: «Жги и жди!» Сами змеиногорцы жгли беспощадно, чуть ли не в жанре проклятий сокрушая отжившее, не щадя ни признанных авторитетов, ни текущих порядков, и, похоже, хорошо знали, чего ждать. Горбачевские призывы к ускорению их вообще не интересовали, они насмешливо называли этот лозунг ускорительством. Ребята с берегов Невы жили какой-то другой жизнью, готовились к чему-то важному и неизбежному.