В этот раз наступает черед Ричарда вдруг залиться багрянцем, но он находит в себе силы кивнуть, наконец удовлетворяя интерес кассатора. Только сейчас Коннор замечает, что своей рукой Ада осторожно и даже как-то целомудренно держит рыцаря за руку — без показушности, но это едва ли можно оставить без внимания. Хитрая маленькая лиса.
— Бумаги, мессир, — обращается кассатор к Коннору. Не глядя на его лицо, лишь на документы, которые тот нервно теребит в руках. — Решили покинуть город?
— Времена сейчас… кхм… Простите. Времена сейчас неспокойные, сир, — Коннор сжимает и разжимает кулаки, пряча дрожь. Оглядывается на город, словно проверяет, не гонится ли за ним какое из кровожадных чудовищ. — Лучше уж переждать, если есть где, чем на рожон лезть.
— Верно. Налегке отправляетесь?
— А к чему весь дом с собой волочить, сир, коня зря мучить.
— Проходите, — тот кивает и возвращает бумаги, — доброй дороги.
— Спасибо, сир, — выдавливает Коннор онемевшими губами и идет туда, где, задержав дыхание, на него смотрят Ричард и Ада. Чуть поодаль Блез старательно изображает, что ремни на его седле недостаточно затянуты.
Отмытый от чужой крови кинжал выпускает наружу тонкую полосу крови, раскрыв занавес бледной кожи, и вместе с подступающей эйфорией Коннор чувствует, как кто-то подходит к нему сзади.
— Давай подменю, сир Танкред. Вы тут, верно, всю ночь с гарнизоном ворота сторожили? — тонкая, но мозолистая и удивительно сильная, женская ладонь перехватывает его руку у державшего ее кассатора раньше, чем Коннор успевает что-то понять. — Я тут закончу, ты иди.
— С тобой постою до следующего.
Теплая капля крови скатывается из пореза вниз, прямо на ее холодные пальцы, и оказавшаяся перед ним девушка поднимает лицо:
— Ничего страшного, мессир, еще немного и можете идти… — время словно замедляется, когда он смотрит в ее глаза. Один карий, другой голубой. Двуликая, девушка, которую не забудешь, как ни старайся, сперва просто Октавия, а следом сир Октавия Вард. Ее пальцы невольно стискиваются на его руке, будто кандалы, сильные пальцы превосходной лучницы, а вмиг высохшие губы испуганно и неверяще шепчут: — К-коннор? Ты же ведь… У нас грамота розыскная на тебя лежит, — каждое ее слово как камень на его кургане. Она мотает головой, словно хочет развеять наваждение: — Как ты мог? Как ты мог это сделать, Коннор?.. Сир Коннор? Ты же со мной рядом клялся, перед богами, всей империи клялся ее защищать! А теперь ты с ними… с тварями?
Никто не находит сил шевельнуться. Над местом, где стоят они, вдруг смолкают даже птицы.